Мария Шабанова - Одной дорогой

Когда последний наемник, захлебнувшись кровью, перестал биться в конвульсиях, тяжело дышащий Сигвальд стряхнул его тело с меча и хватнув ртом пару глотков воздуха отошел от трупа на несколько шагов. Тут же из кустов вылезла Асель:

— Жив? Цел?

— Да.

— Уверен, что не ранен?

— Вполне, — ответил воин. — А где Оди?

В самом деле, никто не видел инженера с тех пор, как он истошно заорал, и Сигвальд и Асель испугались, как бы его не убил один из наемников, пока они занимались другими. Разом они бросились к тому месту, где видели его в последний раз. Оди лежал там же, придавленный трупом бойца, убитого Асель. Инженер не подавал признаков жизни. Когда тело оттащили в сторону, то увидели, что Оди лежит ничком, прикрыв окровавленную голову руками.

Перевернув друга на спину, Сигвальд приложил ухо к его груди в надежде услышать стук сердца, однако слышал только свой бешеный пульс, который бил чечетку прямо в горле, да свое же шумное взволнованное дыхание. Стоя на коленях около Оди, Сигвальд отвел глаза и, горестно покачав головой, сообщил Асель, что все кончено.

— Да быть того не может! — хмыкнула Асель, в свою очередь пытаясь нащупать пульс у инженера.

Сперва она внимательно слушала, положив одну руку на горло бесчувственного Оди, а второй приказывая Сигвальду молчать и не шевелиться, потом вцепилась в худые плечи инженера и, как следует его встряхнув, отвесила несколько щедрых пощечин. Сигвальд уже хотел было сказать, чтобы она перестала издеваться над телом, как Оди вдруг зашевелился и, открыв глаза, осоловелым взглядом посмотрел на Асель.

— Ну вот, — произнесла Асель с чувством глубокого удовлетворения проделанной работой. — Жив-живехонек твой инженеришка.

С трудом поднявшись с земли, Оди огляделся вокруг и, увидев последствия драки, чуть было снова не потерял сознание, однако удержался на ногах и, покачиваясь, подошел к Сигвальду.

— Сукин же ты сын, Оди, — медленно и тихо произнес Сигвальд. — Что ж ты так нас пугаешь? Мы думали уже, тебя убили. Эх, дать бы тебе по морде…

Увидев, что воин заносит над ним руку, Оди подумал, что сейчас в самом деле будут бить, и попытался резко отшатнуться, но Сигвальд лишь дружески хлопнул его по плечу и, ухмыльнувшись, поздравил инженера с запоздалым вступлением в «этот дерьмовый, но настоящий мир».

Асель не присоединилась к поздравлениям, потому что как раз в этот момент вынимала свою стрелу из трупа и обшаривала тела на наличие чего-нибудь ценного, и в этом ей улыбнулась удача — за пазухой у лидера наемников она нашла задаток за их головы.

— Сигвальд, сюда! — крикнула она, подойдя к третьему. — Этот еще жив.

Действительно, приблизившись к первому своему противнику, Сигвальд увидел, что тот жив — кровь из раны пропитала остатки жалких доспехов и землю под ним, но раненый все еще смотрел осмысленным взглядом и шевелил губами. Он, видимо, хотел что-то сказать, но из груди вырывался только хрип. Критически осмотрев его, воин снова достал меч. Увидев это, наемник попытался закрыться слабеющей рукой, но Сигвальд легонько отстранил ее кончиком меча. Раненый, несмотря на дикую боль и слабость, повторил свою попытку, и на этот раз Сигвальд отбросил его руку носком сапога, и, придавив ее ногой, быстро и метко пронзил сердце наемника.

Оди как завороженный смотрел на безмолвное действо. Он слышал, как рука хрустнула под тяжелым сапогом Сигвальда словно сухая ветка, слышал, как последний раз вскрикнул раненый, и как его хриплый и слабый крик, смешавшись с кровью, запекся на холодеющих губах.

Инженер чувствовал, как его ноги становятся ватными и подкашиваются, как к горлу подкатывает тошнотворный ком, а голова наливается горячим свинцом. Он мужественно держался до тех пор, пока, проведя рукой по затылку, не ощутил на ладони кровь. Оди быстро сбросил куртку и так резко стянул с себя рубашку, что чуть было не порвал ее. Оказалось, она тоже залита кровью. Больше он сдерживаться не смог.

— Перевод харчей, — недовольно заметила Асель, глядя на скорчившегося полуголого Оди, которого тошнило возле ближайших кустов.

— Перестань, пожалела бы ребенка, — усмехнулся Сигвальд, собирая его одежду.

Когда Оди более-менее успокоился, ему помогли встать — хоть инженера трясло от холода и перенесенного шока, тем не менее, он отказался снова одевать свою одежду, но все же Асель удалось убедить его не противиться здравому смыслу и не подвергать лишнему риску и без того слабенькое здоровье.

Оди старался не смотреть на Сигвальда. Он, конечно, знал, что этот человек не единожды был на войне, и что ему приходилось уже убивать, но, увидев все собственными глазами, он не смог принять этот факт. Он не мог поверить в то, что этот добрый, по сути, парень хладнокровно добил раненого, даже не изменившись в лице. Он не хотел верить в окружающую его реальность.

— Не смотри, — тихо и неожиданно мягко сказала Асель. — Пойдем отсюда.

В эту ночь в стане Энимора на часах стоял арбалетчик Амкут — крепкий широкоплечий норрайец медленно прохаживался между спящими, непринужденно помахивая заряженным арбалетом, на спусковом крючке которого держал палец. Бойцы отряда догадывались об опасной привычке Амкута, но уже давно махнули на нее рукой — во-первых, глаз и рука еще никогда не подводили арбалетчика, во-вторых, глухой на одно ухо, он в удобное для него время прикидывался совершенно глухим, потому докричаться до него с претензиями было невозможно.

Энимор прощал Амкуту все его странности по единственной причине — лучшего стрелка ему не доводилось встречать. Арбалетчик обладал идеальным зрением и фантастическим умением обращаться с арбалетом, так, он даже ночью без труда мог положить любого на расстоянии двухсот шагов.

Амкут флегматично бродил по лагерю, задумчиво выстукивая пальцами по кожаному нагруднику ритм популярной песенки. Внезапно он остановился и, на секунду прекратив стучать, тихонько рассмеялся, вспомнив себя в бытность стражником в небольшом захолустном городке Истус, что находится в одной из самых северных провинций Норрайя. Город славился на редкость отвратительной погодой, которая держится там практически весь год — непрекращающиеся дожди холодного лета сменяются непрекращающимися метелями еще более холодной зимы.

Точнее, Амкут вспомнил свой последний день в качестве арбалетчика на службе алгарда и его вассалов. Этот день ничем не отличался от остальных — постоянный моросящий дождь, который местные жители уже даже не замечали, размокшие дороги, серые улицы, уставленные однотипными деревянными постройками, почерневшими от времени и сырости. Арбалетчик со своим напарником патрулировали город, обходя его по замысловатой траектории. По мнению Амкута, их задача сводилась к тому, чтобы несколько раз пройтись по унылым улицам и удостовериться в том, что даже на кладбище происходит больше событий, чем в этом селении.