Павел Шмидт - Мелкинд Виллейн (Золотой Талисман) (СИ)
- Поклянись сыном сохранить в тайне! Обещай что поможешь, это очень важно, важнее всего что было!
- О чём ты, не понимаю!
- Просто - клянись! Хранить секрет пока мы в пути, тебе ничего не стоит, а там, решишь как поступить.
Унрулия неохотно кивнула, мелко так, как приветствуют прислугу. И на том спасибо! Я помедлил, подбирая слова.
- Явился чародей и сообщил: через три дня на гору падёт Золотой Талисман. Талисман это не какой-то там амулет, могучий артефакт, наполнен океаном магии! Хватит очень надолго. Магия Фитца тоже проистекает от какого-то артефакта, вряд ли от талисмана, иначе бы не сидел в промозглой башне крохотного королевства. Чем я хуже, почему должен довольствоваться крохами с господского плеча?! Добуду свой. Без магии я - никто.
Губы Унрулии превратились в тонкую линию, возразила неодобрительно:
- Зря на себя наговариваешь, в лесу без магии справился, старик не в счёт! Упадёт твой Талисман, и что? Пусть себе лежит, поправишься - заберём.
Сердце радостно пропустило такт от последних слов.
- Нельзя медлить! Роуди, да и Хольстер знают, подслушали чародея, могут быть на полпути. Чародей тот сам не из молчунов, другим разболтает!
- Это кто такие?
- Коллеги по колдовской башне. Бывшие приятели, чтоб им провалится, предателям!
- Талисман способен тебя исцелить?
Эритор внимательно прислушивается к разговору. Я задумался: выкладывать как есть или повременить? Как всегда, не зная что соврать, рубанул правду.
- Исцеление - необходимая мелочь. Что-то заставляет верить: чародей не обманывает, Талисман даст даже больше, чем смею надеяться. Я всегда стремился к магии, да не к простым фокусам с амулетами! К истинной первородной силе, помнишь, как в легенде о Симарине? Помоги, я в долгу не останусь! На меня положиться можно, сами видели.
Унрулия с улыбкой каким-то своим мыслям протянула руку.
- Я верю тебе. Надеюсь, поправишься, прежде чем придётся затаскивать на гору!
- Ура! - вскричал Эритор, вскочил, на лице восторг. Лошадка дёрнула с перепугу, Эритор кувыркнулся к нам через облучок.
Я пожал узкую ладонь, приятно прохладную. Стоило пальцам соприкоснуться, ледяная волна метнулась от кончиков вверх по кисти, стрельнула в локоть, в плечо и, наконец, в голову. Мысли остекленели, замерло и всё вокруг. Я смотрю тысячью глаз, шевелю тысячью рук, сгораю в жарком пламени, дымом ввысь, камнем наземь - всё это одновременно, вновь и вновь. Могучие удары сотрясают бесплотного меня, отбивают ритм, с каждым тактом наваливается тяжесть, больше, ещё вдвое, хребет бы затрещал, но давит со всех сторон, плющит, ещё сильнее, давит страшно, дышу как свинцом, сдавило до тонкого звона в ушах...
Чувства рывком вернулись к обычным. Попрыгивает воз, колёсная ось никак не договорится с шириной колеи, я лежу на неудобном и жёстком, в затылке пульсирует. Разлепил глаза, на фоне болезненно яркого ясного неба чёрный ореол волос, непокорные пряди щекочут шею. Унрулия склонилась надо мной, отпрянула.
- Виллейн, что с тобой?!
- Н-не знаю. Всё в порядке.
- Повалился как сноп, смотри, шишку набил! Наверное, надышался, сидишь понизу. Надо выбираться из дыма.
Кряхтя как дед, привалился обратно к бортку телеги, гадаю, что за напасть. Отъехали далеко, догоняем пламя.
- Я что-нибудь бормотал?
Унрулия запустила пальцы в причёску, пара изящных движений и женская магия сработала - даже на мой, далёкий от благоглупостей, взгляд лучше. Глянула искоса.
- Так, ничего особенного.
- Что значит: "ничего особенного"? - уцепился я.
Эритор обернулся с озорной улыбкой, прыснул в ладошку, смешинки золотыми колесиками просочились сквозь пальцы. Я недоумённо тряхнул головой, те истаяли в воздухе, оставив тонкий как писк звон колокольчиков.
- В любви признавался! - выпалил Эритор.
- Я?! Кому признавался? То есть, к кому признался?
Вопрос повис без ответа, Унрулия делает вид, что занята, так занята. Расправила складки, отряхивает невесомый пепел, тёмное платье в серых разводах.
- Брось, ты так красивее! - сказал я неуклюже, пытаюсь заполнить неловкую тишину. Унрулия дёрнулась, я чувствую что краснею. Да что такое со мной?! - Послушай, твой оберег... он не защитный, так? Его Эритора отец подарил?
- Как ты догадался?
- Нетрудно было. Я, какой никакой, подручный колдуна! Всё ясно.
Унрулия наклонилась, к запаху гари добавилось чистое, нездешнее. Спросила напряженным шёпотом:
- Ты что-то знаешь о моем... муже?
- Он не был странствующим рыцарем, - тихонько проговорил я.
- Не был...
- И колдуном, магом тоже не был. Иначе, знал бы, что принес такой странный оберег.
Чёрная бровь выгнулась дугой.
- Что странного, сработал в лесу как надо!
- В лесу активировал я, в обход наложенных чар, дал свободу сырой магии. Сами чары сработали только сейчас, на мне! Хорошо, что магии почти не осталось.
- Ты хочешь сказать...
- Да, это был оберег с заклинанием типа любовных. Признаю, не самый дурной способ защитить владелицу, склоняюсь перед мудростью мага! Эх, стоило запустить родные чары в лесу, разбойники бы пали на колени и поползли с букетом цветов!
Унрулия расхохоталась, от уголков глаз тонкие лучики, напоминают, что ей давно не пятнадцать лет. Преодолевая смущение, я бросил, как можно небрежнее:
- Расскажешь о нём?
- Нет, - сказала, как отрезала.
- Мне нужно быть настороже, иначе, как защитить? Скажи, от чего убегаешь? Откуда грозит опасность?
- Отовсюду, Виллейн, разве не понял? Хватит вопросов, лучше не знать лишнего, а то отнимется что-нибудь ещё.
Я фыркнул, последнее слово за самым острым язычком. Воз, отчаянно скрипя колесами, вслед за лошадью лезет на пригорок. Я приподнялся рассмотреть, граница пала совсем рядом, огонь быстро взобрался вершину, оставил чёрный пепел и торчки толстых стеблей, но спускается неохотно по ту сторону. Хорошо, дорога такая наезженная, до серой земли, пламя чётко делится на две половины. Понизу пригорка шеренга крестьян, бьют по линии огня тряпками, те скручены не плотно в жгуты. До ручья шагов сто, дети бегут с ведрами, но воду не льют, ставят наземь. Один из мужиков выскочил из дыма, копченый как чёрт, суёт на миг тряпичный жгут в ведро и снова в строй.
- Эритор! А ну, бери куртку и марш в шеренгу! Унрулия - следом, возьми мою. Я придержу лошадь.
Не успела Унрулия возмутиться, Эритор уже на полпути, прорвался сквозь пламя, лицо прикрыто локтем. Крестьянин кивнул, любая помощь кстати. Огонь будто чует: силы в центре не равны, полыхнул в два роста справа, но там уже Унрулия, не считая деревенских, все отчаянно машут, сбивают пламя. В какой-то момент погас по всей линии, только теперь крестьяне двинулись с вёдрами, проливать защитную полосу. Я направил лошадку вниз, чумазые Эритор с Унрулией идут устало навстречу. Здоровый крестьянин в летах, ещё крепок как дуб, машет приветливо, на чёрном от сажи лице блеснул белым ряд крепких зубов. Если б не голубые глаза, можно принять за одного их южных дикарей, что караванами ходят с другого конца пустынь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});