Эйдзи Ёсикава - Мусаси

– Прекрасный вечер для прогулки, – сказал Такуан, оглядываясь на Оцу.

– Не нахожу, – пробормотала Оцу. – Собственно, куда мы направляемся?

– Я сам толком не знаю, – отвечал задумчиво Такуан. – Но пройдем еще немного.

– Хорошо.

– Не устала?

– Нет, – ответила Оцу, хотя ноша была тяжела для нее, потому что она часто перекладывала шест с одного плеча на другое. – Куда девались люди? Мы не видели ни души.

– Самурай сегодня не показывался в храме. Бьюсь об заклад, он отозвал всех своих подчиненных, чтобы три дня мы были одни в горах.

– Такуан, а как ты собираешься ловить Такэдзо?

– Не беспокойся, сам объявится рано или поздно.

– Он еще никому не объявлялся. А если даже и придет, что мы с ним сделаем? Он совсем обезумел от бесконечных облав. Он очень силен и так просто не отдаст свою жизнь. Дрожь бьет, как подумаю!

– Осторожно, смотри под ноги! – вдруг закричал Такуан. Оцу вскрикнула и застыла на месте от испуга.

– В чем дело? Почему ты меня так напугал?

– Не волнуйся, это не Такэдзо. Просто хотел обратить твое внимание на дорогу. Обочина – сплошные западни и ловушки.

– Они устроены для Такэдзо?

– Да, но мы сами окажемся в них, если не будем осмотрительны.

– Такуан, будешь так кричать, у меня от страха отнимутся ноги.

– Не беспокойся! Я иду впереди, так что первым и свалюсь в западню. Тебе совсем не обязательно следовать за мной.

Такуан ободряюще улыбнулся.

– Должен сказать, что они трудились впустую. – Помолчав, он добавил: – Оцу, тебе не кажется, что ущелье сужается?

– Не знаю, но мы уже обогнули Санумо. Это должна быть гора Цудзинохара.

– Коли так, нам придется топать ночь напролет.

– Я даже не знаю, куда мы идем. Что я могу сказать?

– Остановимся на минутку, – сказал Такуан.

Они опустили тюк на землю, и Такуан направился к ближайшей скале.

– Ты куда?

– Облегчиться.

Внизу ревел поток, катя воды к реке Айда, швыряя их от одного утеса к другому. Шум воды наполнял уши монаха, все его существо. Он мочился и одновременно изучал небо, словно считая звезды.

– Хорошо! – вздохнул он с облегчением. – Я – часть вселенной или вселенная часть меня.

– Такуан! – позвала Оцу. – Ты закончил? Ты действительно не торопишься.

Наконец он появился.

– Я прочитал «Книгу Перемен» и теперь знаю, что нам предпринять. Все ясно.

– «Книга Перемен»? У тебя с собой книга?

– Это не написанная книга, глупышка, а та, которая внутри меня. Моя личная неповторимая «Книга Перемен». Она где-то в сердце, в животе или еще где-нибудь. Стоя там, я изучил характер местности, течение воды и положение звезд. Я закрыл глаза, а когда открыл, что-то сказало мне: «Иди на ту гору».

Такуан показал на ближайшую вершину.

– Ты говоришь о горе Такатэру?

– Не имею понятия о ее названии. Я говорю о горе с поляной на полпути к вершине.

– Люди называют эту поляну «пастбище Итадори».

– У нее есть имя?

Поляна оказалась небольшой ложбиной с уклоном к юго-востоку, с которой открывался великолепный вид на окрестности. Обычно крестьяне пригоняли сюда пастись лошадей и коров, но в эту ночь здесь было пусто. Тишину нарушал только шорох травы под теплым весенним ветром.

– Остановимся здесь, – объявил Такуан. – Противник, Такэдзо, попадет мне в руки, как в царство Вэй военачальник Цао Цао попал в руки неприятеля.

Опустив ношу на землю, Оцу спросила:

– Что мы будем здесь делать?

– Мы здесь будем сидеть, – решительно ответил Такуан.

– Как же ты сидя поймаешь Такэдзо?

– Когда расставляешь силки на птиц, не обязательно летать, чтобы поймать их.

– Мы ничего пока не расставили. Уверена, что в тебя не вселился дух лисицы или какой-нибудь злой демон?

– Давай разведем костер. Лисы боятся огня. Если во мне завелся дух злой лисицы, то мы от него быстро избавимся.

Они собрали сухого валежника, и Такуан развел костер. Оцу немного повеселела.

– Хороший огонь вселяет бодрость, правда? – сказала она.

– И к тому же славно согревает. Ты беспокоишься?

– Такуан, ты видишь, я волнуюсь. Немного найдется любителей ночевать в горах. А если пойдет дождь?

– По пути я видел пещеру у дороги. Мы в ней спрячемся.

– Такэдзо, вероятно, укрывается в плохую погоду и по ночам в пещерах. В горах их много. Там он и таится.

– Наверное. Ума он невысокого, но от дождя додумается спрятаться.

Оцу задумалась.

– Такуан, почему деревенские ненавидят его?

– Власть заставляет их. Простые люди боятся властей. Прикажи им изгнать из деревни друзей, так они и собственную родню выставят.

– По-твоему, они заботятся только о собственной шкуре?

– Не по их вине. Они совершенно бессильны. Не следует осуждать их за то, что на первом месте у них свои интересы. Это способ защиты. Единственное их желание – спокойная жизнь.

– А почему самураи подняли такой шум вокруг Такэдзо? Он же обыкновенный крестьянский мальчишка.

– Такэдзо стал символом беспорядка, беззакония. Самураи обязаны сохранясь мир. После Сэкигахары Такэдзо вообразил, что враг преследует его по пятам. Он совершил первую серьезную ошибку, прорвавшись через пограничные заставы. Нужно было проявить смекалку – проскользнуть ночью или изменить внешность. Но не таков Такэдзо. Ему обязательно понадобилось убить часового, а затем и других людей. А потом как снежный ком покатилось. Он думает, что убийством защищает свою жизнь. Но ведь он первым пролил кровь. Такэдзо лишен здравого смысла, поэтому случились все несчастья.

– Ты его тоже ненавидишь?

– Терпеть не могу! Его глупость ужасает меня. Будь я правителем провинции, то придумал бы для него самое жестокое наказание. В назидание другим приказал бы медленно рвать его на части. Он ведь не лучше дикого зверя. Правитель провинции не может быть снисходителен к типам вроде Такэдзо, хотя некоторые считают Такэдзо простым деревенским шалопаем. Думать так – значит подрывать мир и порядок, что недопустимо в наше неспокойное время.

– Я всегда считала тебя добрым, Такуан. А оказывается, в глубине души ты тверд, как кремень. Не думала, что ты печешься об исполнении воли даймё.

– Да, меня это волнует. Я верю, что добро должно вознаграждаться, а зло наказываться. И я намерен претворить эту веру в жизнь.

– Что это? – вдруг вскрикнула Оцу, вскакивая на ноги. – Слышал? Шорох за теми деревьями, будто кто-то ходит там.