Виктор Емский - Индотитания

ХАСАН. Я не знаю, кто он такой, и что он сделал. Я просто знаю его имя.

ЛЕНЬКА. И как же его зовут?

НЕМО. Нет, Хасан!

ЖОРА.

ПРОФЕССОР.

КОНТУШЁВСКИЙ. Да, Хасан!

ЛЕНЬКА.

ХАСАН. А зовут его — Иосиф Флавий.

НЕМО. Ох!

ПРОФЕССОР. Ба!

КОНТУШЁВСКИЙ. Ну и ну!

ЖОРА. Что-то знакомое, но не помню.

ЛЕНЬКА. Предатель! Хотя, по большому счету, меня сейчас это не волнует.

ЖОРА. Почему?

ЛЕНЬКА. Я уже побывал русским, евреем, мингрелом и американцем. Кем я являюсь на самом деле — бес его знает. Хоть Флавий, хоть Ирод — мне по-барабану. Не буду лезть в эти еврейские разборки. Пусть сами занимаются…

ПРОФЕССОР. Что-то я устал. Всем пока.

ЖОРА. Мы тоже.

Долгая мыслетишина

Вечер того же дня

КОНТУШЁВСКИЙ. Эй, Флавий! Ты смотришь на сватовство? Молчишь? Ну, и черт с тобой.

ЖОРА. И что там происходит?

КОНТУШЁВСКИЙ. Перепились, как свиньи. Орут песни. А молодой жених уединился с будущей невестой за гаражом, и пытается заняться с ней непотребством.

ЛЕНЬКА. Он же на костылях!

КОНТУШЁВСКИЙ. Вот-вот. Смотрится очень комично. Жаль, ему не пригипсовали к ноге нужный орган. Смотрелось бы еще веселее. Черт, опять эта дурацкая мельница завелась…

ЖОРА. Да достал ты уже всех с этой мельницей! Не обращай на нее внимания.

ФЛАВИЙ. Они что, — голые?

ПРОФЕССОР. А как, по-твоему, можно этим заниматься? В брезентовом костюме?

ЖОРА. Ха-ха-ха!

ФЛАВИЙ. Да нет же. Ведь на улице весна. Холодно. Могут простудиться.

КОНТУШЁВСКИЙ. Куда там! Во-первых, их любовь греет. А во-вторых, они занимаются этим стоя, держа по очереди костыли, чтобы не свалиться. Такой титанический труд замерзанию никак не способствует… Все, насладились.

ЛЕНЬКА. Профессор, ты сможешь рассказать нам об Иосифе Флавии?

ПРОФЕССОР. Конечно.

ФЛАВИЙ. Ни в коем случае! Я сам расскажу.

ПРОФЕССОР. Ты уже попытался это сделать. В своих книгах.

ЛЕНЬКА. Вот-вот. Навешал всем лапши на уши так, что она свисает читателям на глаза. Мне еще в детстве про это рассказывали.

ФЛАВИЙ. Я писал правду!

ПРОФЕССОР. Правда — у каждого человека своя. Если по отдельно взятому делу сложить общее количество человеческих правд, то получится довольно внушительная сумма. Но, всего лишь один факт может превратить эту сумму в ничтожество. А точнее — в ноль. И тогда родится истина. Так вот — истина в том, что наш уважаемый Флавий в своих книгах наврал только там, где дело касалось его самого или римлян. Все остальное — более или менее соответствует действительности. Точнее — его правда, которую оспорить пока никак нельзя. Потому что нет ни свидетелей со своими правдами, ни фактов. А археологи никак не чешутся. А если и чешутся, то неторопливо.

ФЛАВИЙ. Если я наврал, то где же факт, который это подтвердит?

ПРОФЕССОР. В предъявлении фактов нет необходимости. Потому что истина — тоже понятие относительное. Здесь свидетелем может выступить наш уважаемый Хасан ибн Саббах, который заявил: «Ничто не истинно. Все разрешено».

ХАСАН. Да, я это сказал. Я повторил фразу моего наставника Муртаза аль Сирта.

ПРОФЕССОР. Вот поэтому никто толком не может объяснить, что такое истина, и существует ли она вообще.

ЖОРА. Профессор, не надо превращать убийц в философов. Все равно не

получится. Правда, истина… Ты нам просто про Флавия расскажи. И все.

ПРОФЕССОР. Хорошо. Расскажу, но только завтра.

ФЛАВИЙ. Я — против!

ЖОРА. А я — за!

ЛЕНЬКА.

ХАСАН.

КОНТУШЁВСКИЙ. И я!

ГОЛОС.

ЖОРА. Секундочку. А кто это там еще «за»? Что за новое явление?

ГОЛОС. Не знаю.

ЛЕНЬКА. Ты кто?

ГОЛОС. Неизвестно.

ЖОРА. В каком дереве?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. В неизвестном.

КОНТУШЁВСКИЙ. Где-то я уже слышал это.

ПРОФЕССОР. В Куркуиловке.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Где, где?

ЖОРА. В Караганде!

ПРОФЕССОР. Опять это чудо… Всем пока.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Куда это вы все?

Продолжительное мыслемолчание

Утро следующего дня

КОНТУШЁВСКИЙ. Флавий, что там интересного?

ФЛАВИЙ. Все валяются вповалку в доме невесты.

КОНТУШЁВСКИЙ. И это — еще не свадьба. Что же будет твориться на свадьбе? Я всегда говорил, что русские — сплошное пьяное быдло… И где молодые?

ФЛАВИЙ. Их нет. Вчера, пока взрослые орали песни с использованием какого-то громкоговорящего устройства, молодые на «Мерседесе» отца невесты уехали кататься. Где они сейчас — я не знаю.

ПРОФЕССОР. Зато знаю я. «Мерседес» торчит в липе напротив меня. Час назад «Скорая помощь» увезла обоих в больницу. У него — перелом второй ноги. У нее — переломы двух ключиц. Что они делали в машине на ходу, одному черту известно. Но, как говорится, до свадьбы заживет. В любом случае — дети у них вырастут веселыми.

ФЛАВИЙ. Почему?

ПРОФЕССОР. Потому что после каждого просмотра свадебных фотографий они будут долго смеяться. Представьте себе — папа в инвалидной коляске с переломанными ногами, а мама — с пригипсованными к туловищу руками. Фестиваль калек…

КОНТУШЁВСКИЙ. Ха-ха-ха!

ФЛАВИЙ. Папа невесты проснулся и бегает по двору. Наверное, машину свою ищет.

ПРОФЕССОР. От меня отъехал полицейский автомобиль. Сейчас они расскажут отцу невесты, где и что.

ЖОРА. Кстати, вы слышали вчера? Опять этот чудик объявился.

ЛЕНЬКА. Да. Он в прошлый раз рядом со мной в рябине сидел.

ФЛАВИЙ. Интересно, кто он?

ПРОФЕССОР. Попробуем узнать. Эй, Неизвестный в неизвестном дереве! Известно ли тебе, что я обращаюсь именно к твоей неизвестности?

Мыслемолчание

ЖОРА. Профессор, ты не с того начал. Дай-ка, я попробую.

ПРОФЕССОР. Пожалуйста.

ЖОРА. Эй, придурок!

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Это ты мне?

ЖОРА. Отозвался… Как дела?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Сам ты придурок. А дела — нормально.

КОНТУШЁВСКИЙ. Ха-ха-ха!

ЖОРА. Слушай, непридурок, как тебя зовут?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Я не знаю. Точнее — не помню.

ЖОРА. Ты уже был здесь?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Я всегда здесь.

ЛЕНЬКА. Но ведь тебя в прошлый раз спилили.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Да, но я почти сразу оказался опять здесь. Потом меня снова спилили, и я в который раз очнулся в этом месте. Как всегда.

ЖОРА. И с какой поры?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Не помню.