Родерик Гордон - Ближе

— Ничего… — пробормотал он и закончил осмотр, вонзив булавку в тыльную сторону кисти женщины и оставив её там.

Это показалось излишним даже Второму Офицеру, но он счёл, что будет более благоразумным промолчать.

Отступив на шаг, врач скорчил гримасу.

— Всё, как я и предполагал, — никаких улучшений.

Седобородый пожилой человек, врач, был одет в чёрный приталенный сюртук, из-под которого выглядывала несвежая сорочка, мало чем отличающаяся по цвету от бороды… Манишку «украшали» подозрительные пятна, очень напоминавшие засохшую кровь. Он начал мурлыкать что-то себе под нос, убирая в чемоданчик термометр, молоточки и прочие инструменты. Судя по всему, осмотр был окончательно завершён. Второй Офицер помялся на месте, половицы заскрипели под его немалым весом. На все манипуляции врача он смотрел довольно бесстрастно — так собака могла бы наблюдать за карточными фокусами.

— Можно ли сделать для неё что-нибудь ещё? — спросил он, глядя на бесчувственное тело миссис Берроуз.

В больничную палату была превращена обычная гостиная, кровать женщины стояла в углу. Сама пациентка полулежала в древнем инвалидном кресле на трёх колесиках.

Старинные часы продолжали мерно тикать, врач спрятал в чемоданчик стетоскоп и защёлкнул замок. Он по-прежнему молчал.

Затем он отставил чемоданчик, засунул руки в карманы и принял позу докладчика на кафедре.

— Можно ли сделать больше, чем уже сделано для этого пациента? — вопросил он, глядя на миссис Берроуз.

В уголке рта женщины скопилась густая слюна, теперь она тонкой струйкой тянулась по подбородку на грудь.

— Что ж, мы можем сказать наверняка: пациент находится в достаточно комфортной обстановке, и продолжать колоть препарат «Пинкам» дважды в день. — Врач задумчиво смотрел на струйку слюны и мокрое пятно на груди женщины. Ситцевая бесформенная рубашка была ей сильно велика. Врач вздохнул и повернулся ко Второму Офицеру.

— Я могу выписать рецепт.

— Нет, у нас осталось ещё несколько пузырьков, — ответил Второй Офицер.

— Очень хорошо. Вот счёт за мои услуги. Оплатите, когда сможете.

Врач вынул из кармана листок бумаги и протянул Второму Офицеру. Тот уже собирался посмотреть счёт, когда из коридора донеслось многозначительное покашливание — там притаились мать и сестра Второго Офицера. Офицер взглянул на них через открытую дверь. Врач видеть женщин не мог, и они принялись отчаянно жестикулировать, призывая Офицера задать тот вопрос, которого он пока избегал. Мужчина прочистил горло.

— Доктор, она всё ещё жива… Уже столько времени прошло, и ей столько пришлось вынести… Как вы думаете, она когда-нибудь почувствует себя… лучше?

Врач задумчиво поскрёб бороду.

— Вообще-то это чудо, что пациентка жива, честно говоря. Но факты — упрямая вещь. Если пациент дышит самостоятельно, есть шанс восстановления и остальных функций. У неё отсутствуют практически все рефлексы, её нервные окончания не реагируют на раздражители… — Врач нахмурился, словно то, что он собирался сказать, было невыносимо трудно. — Я признаю, что вы совершили в высшей степени гуманный поступок, принеся её сюда. Но, возможно, ещё гуманнее было бы дать ей спокойно умереть…

— Я не мог просто оставить её умирать, — ответил Офицер. — С ней и так уже слишком много сделали…

Врач понимающе кивнул.

— Всё так, но иногда нужно дать матери-природе самой решить, жить или умирать её чадам. Вы говорили, что её пытали во много раз интенсивнее, чем вам приходилось видеть до этого?

— Да. Её пытали Тёмным Светом семь раз подряд.

— Вы лучше других должны понимать, что изменения в мозге могли стать необратимыми. Тёмный Свет выжег разум этой женщины. Это похоже на то, как если бы… как вам объяснить… — Врач замешкался, подыскивая подходящую аналогию, затем вскинул указательный палец вверх: — Как если бы из стручка вылущили весь горох.

Второй Офицер озадаченно нахмурился. Врач как ни в чём не бывало продолжал:

— Да, именно так. Сознание пациента было хорошенько вылущено, мозги промыты. А горошины обратно в стручок не засунешь, и по новой они не вырастут. Неважно, насколько сильна она была раньше, прежней она уже не будет никогда.

— Горошины не вырастут… — Судя по голосу, Второй Офицер понял врача и теперь грустно смотрел на миссис Берроуз. — Да, у неё была сильная воя. Она одна выступила против целой преисподней. Доктор…

Он неожиданно взял врача за локоть:

— Доктор, мне нужна ваша помощь. Я в отчаянии. Если бы вы были на моём месте, что бы вы предприняли?

— Отдал бы её обратно стигийцам, — коротко ответил врач, выдёргивая руку.

Он схватил чемоданчик и шляпу и торопливо вышел из комнаты, затем также поспешно миновал холл и прихожую, поприветствовав женщин коротким кивком. Надел шляпу и покинул дом так быстро, что женщины изумлённо уставились ему вслед.

— Бежал, как с пожара! Быстрее просто невозможно, — прокомментировала старшая из женщин, запирая входную дверь. — Он считает верхоземку дохлой уткой.

— Ма, она не… — Офицер в замешательстве повернулся к сестре, чувствуя в голосе матери неодобрение. — Элиза, я просто делаю то, что…

— Что именно ты делаешь, позволь узнать? — резко прервала его сестра. — Он был нашим семейным доктором на протяжении многих лет, он принимал нас с тобой, когда мы только пришли в этот мир, но теперь он явно хочет умыть руки и забыть о нас! И можешь ли ты его за это осуждать? Ты сделал из семьи посмешище!

Второй Офицер дёрнулся, как от пощечины, и коротко втянул воздух.

Однако Элиза была безжалостна и не собиралась уступать. Бледно-голубые глаза, широкое лицо, матово-белая кожа и почти белые волосы, стянутые в тугой пучок, — она была типичной женщиной Колонии. Так же, как и сам Офицер был типичным мужчиной — рыхлым, крупным, с редкими волосами и невыразительным лицом…

Разумеется, они всегда гордились своим происхождением, тем, что принадлежали к клану Избранных — тех вольных работников, кого три века назад позвал под землю сам сэр Габриэль Мартино.

Второй Офицер и его семья были очень уважаемыми членами общины и всегда подчинялись стигийскому режиму, потому обманывать их было ещё более противно его натуре. Однако сейчас желание помочь верхоземке победило все остальные чувства и привычки, возобладало над чувством долга, и три человека в одно мгновение превратились в изгоев собственной общины. И все трое об этом знали.

— Элиза, у доктора много дел, — попытался возразить сестре Второй Офицер. — Может быть, у него срочный вызов.