Ричард Морган - Сталь остается

— Я сказал, пусть говорит, а вылизывать мне задницу не надо. Выкладывай, с чем пришел.

— Рингил!

— Нет-нет, Гингрен, все в порядке. — Лицо Каада на мгновение омрачила тень гнева, но ее тут же вытеснила натянутая дипломатическая улыбка. — канцелярия и твой сын не всегда находили общий язык. Молодость все-таки не преступление.

— Ее сочли преступлением для Джелима Даснела. — Старый гнев всколыхнулся и осел под криновой пеной. — Насколько я помню.

Еще одна короткая пауза. За спиной Рингила отец возмущенно крякнул.

Каад снова натянул улыбочку.

— Насколько я помню, Джелим Даснел нарушил законы Трилейна и попрал нравственность. Вы, Рингил, сделали то же самое, как ни прискорбно напоминать об этом в вашем доме. Без примерного наказания было не обойтись. Мы обошлись одним.

Гнев снова зашипел, разогнал дурманную муть и выплеснулся ясной и чистой струей. Рингил подался к Кааду через стол.

— И что? Мне еще надо тебя благодарить? — прошептал он почти нежно.

Каад выдержал его взгляд.

— Да, думаю, надо. В тот день у Восточных ворот вполне могли бы стоять две клетки.

— Не вполне. Ты ведь и сам с этого кое-что поимел. Кто ты был такой? Обычный лизоблюд. Карьерист. Разве ты мог упустить такой жирный кусок, такой шанс присосаться к эскиатской сиське? — Рингил выдавил улыбочку — она расползлась по лицу будто кровавая рана. — Еще не насосался, малыш? Что тебе теперь надо?

На этот раз он его все-таки достал. Штормовое облако снова накрыло лицо Каада, но теперь не развеялось. Улыбка испарилась, вельможная маска пошла трещинками у глаз и в уголках рта, щеки потемнели от ярости, утаить которую было уже невозможно. Каад происходил из простой семьи, родители его жили у бухты, и знать, наблюдавшая за тем, как простолюдин карабкается по карьерной лестнице, никогда не скрывала своего презрения к нему. Чины и звания давались нелегко, вымученные улыбки и приглашения на приемы царапали до крови; сдержанное уважение со стороны трилейнской аристократии — о признании своим не было и речи — добывалось хитростью, холодным расчетом, заключаемыми на перспективу сделками и неспешным, скрытым от посторонних глаз накоплением власти.

В ухмылке Рингила Каад мог услышать треск воздвигавшихся им много лет подпорок, ощутить холодное, как ледяная вода, предостережение, понять, насколько все хрупко и шатко и что на некоем глубинном уровне, не имеющем никакого отношения ни к материальному богатству, ни к рангу, ничего не изменилось и не изменится. Да, его терпели, его принимали, однако для хозяев Трилейна он оставался чужаком, чернью.

— Как ты смеешь!

— Смею. — Рингил почесал шею, как бы невзначай коснувшись при этом выступающей из-за плеча рукояти палаша. — Смею.

— Ты обязан мне жизнью!

Рингил косо взглянул на отца. Главной целью сейчас было еще больше разозлить Каада, чтобы вывести его из игры как реальную, требующую внимания угрозу.

— Мне еще долго слушать эту чушь?

— Хватит, Рингил! — прорычал Гингрен.

— Согласен, хватит.

— Скажите вашему сыну… — Каад приподнялся, лицо у него пошло пятнами, — скажите вашему сыну… вашему неблагодарному, тупому отпрыску, что…

— Как ты меня назвал?

— Рингил!

— Скажите ему, Гингрен, что он заходит слишком далеко. Что есть границы, которые лучше не переступать. Скажите прямо сейчас, или я уйду и заберу с собой свой голос.

— Какой еще голос? — Рингил посмотрел на отца. — О каком таком голосе идет речь?

— Замолчи! — То был уже рев, боевой клич, громовым раскатом заполнивший пространство кухни. — Оба замолчите! Заткнитесь и постарайтесь вести себя как взрослые люди. Сядь, Каад, мы еще не закончили. А ты, Рингил, помалкивай и в моем доме будь любезен вести себя прилично. Здесь тебе не придорожный кабак.

Рингил сплюнул.

— В кабаках у моих знакомых клиенты почище. В горах палачей не очень-то любят.

— А как насчет тех, кто убивает детей? — Каад опустился на табуретку, снова поправил одежду и со значением посмотрел на Рингила. — Их любят?

Рингил промолчал. Воспоминания просачивались в щели предусмотрительно возведенной на пути потока дамбы. Он взял в руки кружку, но пить не стал — чай оставался еще слишком горячим — и молча уставился в темную жидкость. Гингрен поспешил воспользоваться временным затишьем.

— Мы хотим помочь тебе, Рингил.

— Неужели?

— Нам известно, что ты разнюхиваешь насчет Солт-Уоррена, — добавил Каад.

Рингил вскинул голову.

— За мной следят?

Каад пожал плечами, а Рингил вспомнил, как возвращался утром домой. Осторожное движение в стороне от дорожки. Странное ощущение, будто тебе смотрят в спину. Наблюдатели за деревьями.

Он снова разомкнул губы в ухмылке.

— Поосторожнее, Каад. Имей в виду, если твои головорезы подберутся ко мне слишком близко, тебе придется вылавливать их из бухты.

— Я бы посоветовал вам, мастер Рингил, избегать угроз в адрес служащих канцелярии.

— Это не угроза, а предостережение.

Гингрен нетерпеливо хмыкнул.

— Важно другое, Рингил. Нам известно, что с Эттеркалем у тебя ничего не вышло. Зато тебе можем помочь мы. Для того лорд Каад сюда и пришел.

— Вы собираетесь доставить меня в Солт-Уоррен?

Каад осторожно прочистил горло.

— Не совсем. Мы укажем вам направление поиска, следуя которым вы, возможно, достигнете цели.

— Возможно, — бесстрастно повторил Рингил. — И что это за направление?

— Вы ищете Шерин Херлириг Мернас, вдову Билгреста Мернаса, проданную за долги мужа в прошлом месяце.

— Да. И вам известно, где она?

— В настоящий момент — нет. Но вы можете получить доступ к таким возможностям нашего ведомства, о которых и не мечтали.

Рингил покачал головой.

— С канцелярией я закончил. У них нет ничего такого, чего я уже не знаю.

Пауза. Гингрен и Каад обменялись взглядами.

— Людские ресурсы, — начал Каад. — Мы могли бы…

— Дать мне столько стражей, что я поставлю с ног на голову Солт-Уоррен, разобью дюжину голов и получу парочку ответов?

Они снова переглянулись. Лица обоих сохраняли мрачное выражение. Рингил, хотя и предполагал, какой будет реакция, невольно усмехнулся.

— Клянусь яйцами Хойрана! Да что такого в этом Эттеркале? — Хотя, если верить Милакару, ответ он уже знал. Более того, даже начал понимать, что дело, видно, серьезное. — Когда я был там в последний раз, ничего, кроме трущоб, мне на глаза не попадалось. А теперь все как будто боятся постучать в его ворота?

— Есть кое-что, чего ты не понимаешь. Твоя мать тоже этого не понимала, когда позвала тебя на помощь.