Элизабет Мэй - Охотницы

Самое ужасное в том, что, я думаю, он считает меня убийцей. Его лицо той ночью, когда он нашел меня… Я никогда не забуду сочетания печали и молчаливого обвинения. Позже, когда мы были одни, он схватил меня за плечи и спросил, какого черта произошло. Я ничего не сказала, даже когда он встряхнул меня так сильно, что дернулась голова и заболела шея.

Я никогда не оплакивала супругу, которую он так любил. Я никогда не давала ему ответа, который он хотел получить больше всего на свете, — понимание того, что произошло. Он просто оставил меня со служанкой, которая помогла отмыть всю кровь. И когда он сказал начальнику полиции, что матушку убило животное, думаю, он спасал свою репутацию, а не мою.

Отец чопорно снимает шляпу и приглаживает темные курчавые волосы.

— Доброе утро, МакНэб. — МакНэб забирает его шляпу и помогает снять промокший плащ. — Айлиэн, — наконец приветствует он меня.

Отец колеблется, затем подается вперед и формально целует меня в щеку — так быстро и грубо, что это больше похоже на пощечину. Я сильнее сжимаю юбки и стараюсь сохранять спокойствие. Будет лучше, если я притворюсь, что никогда не хотела его любви, что мы всегда были семьей, состоящей из отсутствующего отца, сломленной дочери и мертвой матери.

Когда тяжелые шаги МакНэба стихают в вестибюле, наступает неловкое молчание.

Отец откашливается.

— У тебя все хорошо?

Я киваю.

— Конечно.

Он снимает перчатки и кладет их на круглый стол.

— По дороге сюда я встретил преподобного мистера Мильроя.

Я стараюсь удерживать нейтральное выражение лица.

— Да?

— Он сказал, что ты не посещала службу. Не потрудишься объяснить?

Я прекратила посещать службы месяц назад, после того как преподобный прочитал проповедь о дикарских суевериях, в том числе и о фейри. Он говорил, что подобные варварские верования препятствуют развитию и научному прогрессу — поскольку в то время, как знание делает людей атеистами, наука возвращает их обратно к религии. Знание могло украсть мою веру, но наука никогда и ни за что не вернет меня к ней.

— Я была занята, — говорю я, указывая на букеты цветов.

Отец протягивает руку к визиткам, приложенным к каждому букету.

— Хаммерсли, Фелтон, Линлитгоу. — Он поднимает глаза. — Надеюсь, отвечать ты будешь по всем правилам этикета.

Я достаю из кармана клапан и снова кручу его в руке.

— Так и будет, отец.

— Думаю, не стоит напоминать, что, выходя за пределы этого дома, ты представляешь фамилию семьи.

— Айе, отец.

Я ставлю металлическую деталь на место.

— Айлиэн. Отложи это устройство.

Его голос такой холодный и властный, что я не могу ничего поделать и роняю деталь на стол.

— Отец…

— Для чего я распорядился, чтобы к началу сезона у тебя был полностью новый гардероб? — Я открываю рот, чтобы ответить, но он продолжает: — Явно не для того, чтобы ты занималась этими изобретениями, не ходила на службу и пренебрегала своими обязанностями. Поэтому скажи: для чего я сделал это?

Я опускаю глаза, чтобы он не увидел их выражения.

— Ты знаешь, почему я изобретаю. — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал мягко и тихо. — Ты знаешь, почему для меня это важно.

Это было то, чем мы с матушкой занимались вместе и частью чего отец никогда не был. Когда я что-то изобретаю, это напоминает мне о ней. Пусть он убрал из дома все ее вещи, этого он у меня не отнимет.

Отец напрягается.

— Я задал тебе вопрос, Айлиэн.

Я сглатываю. Ненавижу это!

— Чтобы я смогла найти подходящую партию, — шепчу я.

— Именно. По закону Шотландии ты моя единственная наследница. Это выделяет тебя из числа остальных дебютанток города.

Айе. Единственное, что у меня есть и что джентльмен хочет больше всего, — это умножение богатства. Как будто мне нужно об этом постоянно напоминать!

— Конечно, — говорю я.

— Свадьба переключит внимание общества с прошлогодних… прискорбных обстоятельств.

Не могу поверить, что он только что упомянул о смерти матушки таким тоном, как кто-то рассказал бы о паре, которую застали в саду во время свидания.

— Прискорбных обстоятельств…

Я стараюсь, чтобы в моем голосе не звучала горечь.

— Нам бы не хотелось, чтобы они заостряли на этом внимание.

Отец сердито вскидывает подбородок. Он все еще не хочет смотреть мне в глаза.

— Надеюсь, ты понимаешь, насколько это важно, Айлиэн. Я хотел бы увидеть твою свадьбу до конца сезона.

— С этим могут возникнуть трудности, — говорю я.

— В таком случае я сам выберу кого-нибудь для тебя, — заявляет он.

Черт бы его побрал! В конечном счете у меня действительно нет выбора — кроме, возможно, выбора, кого из лордов я сумею лучше всего обмануть. Мое будущее — это позолоченная тюрьма из шелка, балов и лживой вежливости.

У меня не получается промолчать.

— Ты так сильно хочешь от меня избавиться?

Отец замирает. Проблеск эмоций мелькает у него на лице.

— Не придумывай того, чего нет.

— Тогда в чем дело?

Он спокойно берет перчатки со стола.

— Все просто. Замужество — часть твоего долга.

— А что, если я не хочу этого? Выходить замуж?

Он выглядит невозмутимым.

— Конечно, ты этого хочешь. Не драматизируй.

Я стараюсь сохранять спокойствие.

— Я не драматизирую, отец.

Нет ответа. Ни гнева, ни удивления, ничего, кроме единственного проблеска, который доказал, что мои слова были услышаны.

— Неважно, чего ты хочешь, — говорит он. — Долг превыше всего.

Что-то неистовое поднимается внутри, но я подавляю это. Я не предназначена для брака. Это не для таких, как я. Но отец не понимает, что брак вынудит меня подавлять ту часть, которая все еще горюет.

— Конечно.

Отец, кажется, не замечает налета гнева в моем голосе. Он отдает мне визитные карточки.

— Отправь им ответы.

Я сопротивляюсь желанию смять карточки в руке и спокойно забираю их.

— Я приглашу лорда Линлитгоу на вечерний чай. — Когда отец хмурится, не понимая, я объясняю: — На дневной чай уже приглашена Кэтрин.

— Очень хорошо, — отвечает отец. Он бросает взгляд на карманные часы. — Я скажу МакНэбу отправить лорду Линлитгоу твой ответ и вернусь к вечернему чаю, чтобы присоединиться к вам.

Я смотрю, как он уходит в свой кабинет, и пытаюсь взять себя в руки.

Неважно, чего ты хочешь…

Я щелкаю выключателем в гостиной, чтобы зажечь камин. Пока комната прогревается, я сажусь на красный бархатный диван и смотрю в окно, вдыхая запах горящего дерева, потрескивающего в камине. Солнце пробивается сквозь ветви деревьев за площадью. Я вижу высоко в небе маленькое белое облако, подгоняемое ветром. В отдалении, медленно взмахивая крыльями над домами, проплывают орнитоптеры и дирижабли.