Заговор Красного Волка - Роберт фон Штейн Редик

провидцы знали то, о чем забыл Арунис: Нилстоун не может долго оставался чьим-то инструментом. И, поскольку он не может быть уничтожен, мир должен быть

защищен от него всеми возможными средствами.

Мы знаем, что Эритусма пыталась навязать его Эплендрусу Лед-Червю, зверю

в сердце гор Тзулар на крайнем севере. И мы знаем, что она потерпела неудачу: камень свел Эплендруса с ума, и он покончил с собой среди костей предков. Тогда

волшебница раскаялась, вернулась за Нилстоуном и унесла его на юг, а не на север, в бескрайний Неллурог. Она снова пыталась убрать его подальше. И снова

потерпела неудачу.

Она предприняла последнюю попытку спрятать камень. Никакие истории не

раскрывают, как и где; это была великая тайна ее жизни. Но сейчас мы, конечно, знаем: она поместила его внутрь драконьего яйца, а то — внутрь Красного Волка. В

старых сказках всегда говорилось, что его краснота происходит от крови живого

существа. Я полагаю, что Таша права: эта кровь принадлежала Эритусме. И, я

думаю, она надеялась не просто спрятать Нилстоун, но и гарантировать: любому, кто попытается использовать его снова, придется сражаться.

— Сражаться с нами, — сказал Пазел.

— Так уж получилось, — кивнул Герцил. — В течение тысячи лет дух в Волке

хранил Нилстоун в безопасности. Это вдохновило королей Мзитрина построить

вокруг него цитадель, запретное место тишины и забвения. Но не все о нем забыли.

Шаггат осадил цитадель и унес Волка прочь. И, возможно, именно дух-хранитель

заманил его корабль на гибель к Призрачному Побережью и убедил морских

муртов найти новое укрытие для Волка.

Все это предположения, конечно. Но в последнем пункте я бы поставил на кон

свою жизнь: когда Красный Волк был уничтожен, своим последним действием дух

отметил нас, чтобы мы могли найти друг друга и объединить силы.

— Но что, если нас больше? — спросил Пазел. — Железо было повсюду. Там

есть кусочки, выжженные на досках и прилипшие к поручням, веревкам и обуви.

Оно просочилось даже в грузовой люк. Разве нам не нужно знать, кто еще носит

волчий шрам?

— Да, — сказал Рамачни. — Вполне возможно, что союзников больше, чем мы

предполагаем. И позвольте мне сразу предупредить вас, чтобы вы не доверяли

внешности.

— Никогда! — решительно сказал Эберзам Исик. — Или никогда больше, я бы

сказал.

— Вы понимаете только половину того, что я имею в виду, ваше

369

-

370-

превосходительство, — сказал маг. — Мы доверяли некоторым и ошиблись, это

правда. Но было бы столь же дорого упустить из виду друга, каким бы странным

или подозрительным он ни казался. Возможно, намного более дорого: боюсь, до

самого конца борьбы нам понадобится любая мыслимая помощь.

— Леди Оггоск не друг Арунису, — сказала Таша. — Я все еще не знаю, на

нашей ли она стороне или нет, но там, в Ормаэле, она произнесла что-то вроде

пароля от Лорга — или, по крайней мере, от Матери-Запретительницы.

— Старые женщины Лорга имеют отношение к гораздо большему, чем к делам

одной школы, — сказал Герцил. — Я знал некоторых, кто верил, будто они

управляют судьбами народов. Но они хранят свои секреты, как редчайшие

драгоценности, и, боюсь, на самом деле они служат только себе.

— Как мы должны найти этих союзников, кем бы они ни были? — спросил

Нипс. — И, если уж на то пошло, как мы узнаем, что нашли их всех? Мы не знаем, о скольких людях идет речь.

Они посмотрели друг на друга, и никто не сказал ни слова. Затем Таша

повернулась и пошла к своей книге.

— Народ Эритусмы... они были мзитрини, верно? — спросила она.

— Во всем, кроме названия, — сказал Герцил. — Их называли нохирини, по

имени высокогорной местности к западу от Йомма.

— Тогда послушайте, что говорит мой Полилекс в разделе «Короли Мзитрина: Суеверия». — Таша перелистывала от закладки к закладке, просматривая

прозрачную бумагу. Наконец, найдя нужное место, она прочитала вслух: — Добрые

предзнаменования значат для мужчины мзитрини все. У него есть десятки

священных дней, множество талисманов и символов на удачу. Но в его убеждениях

есть место для одного и только одного счастливого числа: семь. В традиционных

домах семь окон, семь ламп, зажигаемых с наступлением темноты, семь кошек.

Ничто важное не начинается иначе, как в седьмой день месяца. Эта вера так же

стара, как холмы, или даже старше.

— Книга совершенно точна, — сказал Исик. — Мзитрини были непреклонны в

том, что свадьба — и Великий Мир — пройдут в теале: в седьмой день седьмого

месяца.

— Вот видите? — сказала Таша. —