Заговор Красного Волка - Роберт фон Штейн Редик

империями. На свадьбе Таши будет много народу, если она вообще состоится.

Шаггата Несса спустили через грузовой люк и приковали цепью к переборке.

Арунис кричал, чтобы короля поместили в его собственную каюту, но никто не

хотел оставить чародея наедине с Нилстоуном. Дрелларек приставил

круглосуточную охрану к статуе и — очень осторожно — следил за самим

Арунисом.

Дальше на корме Герцил тоже стоял на страже: прямо за закрытой дверью

большой каюты.

— В какой-то момент тебе придется закрыть эту книгу, Таша, — сказал он.

Таша, чья шея была обмотана ватным бинтом, посмотрела на него, улыбнулась

и закрыла Полилекс.

— Я читал о диете Мзитрини. Там написано, что они едят жуков, поджаренных на кунжутном масле.

— Чепуха! — сказал Эберзам Исик. — И какое это имеет значение для тебя?

— Я должна пройти через это, Прахба, — тихо сказала она.

— Нет! — закричало полдюжины голосов одновременно.

— Как тебе не стыдно, Таша, — сказал Нипс. — Разве мы не обещали

вытащить тебя из этого?

— Арунис меня убьет, — сказала она. — Я жива только потому, что ему

нужно, чтобы я вышла замуж.

— Он совершает ошибки, — сказал Пазел. — Рамачни уже одурачил его, однажды.

Все взгляды обратились к маленькому магу. Он сидел под обеденным столом, 365

-

366-

рядом с корзиной, в которой спал Фелтруп, выглядевший очень хрупким. Рамачни

тоже выглядел не слишком хорошо. Что-то исчезло из блеска его меха, из блеска

чудесных глаз. Он оторвал взгляд от своего пациента.

— У Фелтрупа внутреннее кровотечение, — сказал он. — Я погрузил его в

лечебный сон, но это может быть только более мягкий способ смерти. Я не могу

сказать: проснется ли он и будет жить, либо никогда не проснется. Но есть еще

один, кто нуждается в нашем внимании, Герцил.

Он оглянулся через плечо. На скамейке под окнами галереи стоял Ниривиэль, сокол Сандора Отта. Его голову покрывал черный капюшон, а нога была привязана

кожаным ремнем к крюку на подоконнике.

Герцил и Рамачни подошли к нему, и толяссец снял капюшон. Рамачни

вскочил на скамейку.

— Ты будешь говорить с нами сейчас? — спросил он.

— Да, — сказала птица голосом, похожим на рвущийся холст. — Но что вы

собираетесь со мной сделать?

— Абсолютно ничего, — сказал Рамачни. — Мы не твои судьи.

Птица подозрительно скосила глаз на Герцила.

— Ты ненавидишь моего мастера, — обвинил Герцила сокол.

— Никогда, — сказал Герцил. — Помни, что когда-то он был и моим. Но я

перерос его, Ниривиэль. О, не в мастерстве владения оружием — это, я надеюсь, никогда не будет проверено. Мое сердце переросло его, переросло клетку, в

которой, по мнению Отта, должны обитать все сердца. Клетка, без которой он не

может жить: я имею в виду любовь к Арквалу.

— Это не клетка! — внезапно закричала птица, хлопая крыльями. — Арквал

— надежда всех людей! Он приносит безопасность, богатство, порядок, покой! Это

наши мать и отец! Арквал — слава этого мира!

— Но Арквал — не весь мир, — сказал Рамачни. — Алифрос огромен, и

многие народы любят свою родину так же сильно, как ты любишь свою.

— Однажды они все станут арквали, — сказал сокол. — А вы, вы —

предатели. Вы отправитесь на Личерог и будете разбивать камни.

— Когда я наблюдала за тобой из садов Лорга, — сказала Таша, приближаясь,

— я думала, что ты — самая свободная душа в Алифросе. Но ошибалась. Я думаю, ты не знаешь, что такое свобода.

— Снимите этот ремень с моей ноги, и я покажу вам, что такое свобода.

— Именно на это я и надеюсь, — сказал Рамачни.

Он вцепился зубами в кожаный ремешок и в четыре укуса перегрыз его

насквозь. Герцил тем временем поднял окно. Сокол мгновенно вспрыгнул на

подоконник. Он наклонился вперед, подняв крылья...

...и отступил назад. Его острые глаза в изумлении метались туда-сюда.

— Вы освобождаете меня! Почему?

— Потому что мы не рабовладельцы, — сказал Рамачни. — И тебе следует

задуматься о форме рабства, к которому ты привык. Эти узы можешь разорвать

366

-

367-

только ты.

Сокол поерзал на подоконнике, одним глазом глядя на Рамачни.

— Ты маг, — сказал он наконец, — но не такой уж мудрый.

С этими словами он выпрыгнул из окна, радостно вскрикнул и исчез.

— Ребенок, — сказал Рамачни, его голос был полон печали. — Я бы рискнул

предположить, что он был созданием Отта задолго до пробуждения и