Джордж Мартин - Воины

Батист отчаянно цеплялся за убеждение, что он поступает правильно, но чем больше человек умирало в ходе ужасной игры Исмаила, тем отчетливее инженер понимал, что должен остановить это, должен предотвратить хотя бы некоторые из бессмысленных смертей. Ведь лучше пускай умрет один, чем трое, правда? Конечно, это несправедливо, но как добиться справедливости? Батист просто не знал, как бороться с таким умным, кровожадным и безумным человеком. Священник торжественно заверил его, что самоубийство — это дурно и убийство — дурно. Вся кровь — на руках Исмаила.

— Обрети радость в своих страданиях, — сказал он, — ибо такова воля Господа.

Смертей становилось все больше, как и ночных кошмаров, и в конце концов Батист не выдержал. Хорошо, он это сделает. Султан объявит о своей победе, и все закончится.

Это был абиссинец, который отлынивал от работы и заслужил смерть, высокий и тощий раб с непринужденной улыбкой, что осталась на лице даже после того, как его голова слетела с плеч. Батист остался стоять с окровавленным мечом в руках, с вздымающейся грудью, но спокойным лицом, остро ощущая испытующий взгляд султана и твердо решив не давать тому возможности потешиться, заглядывая ему в душу, не выказывать отвращения, которое наверняка побудит Исмаила приказать ему снова кого-то убить.

Вслед за веселым смехом султана последовал приказ позвать писца и принести свиток. Придворные, бокхакса и горожане наводнили двор, внимательно следя, как писец разворачивает свиток.

— «Инженер нанесет смертельный удар лишь после того, как умрет восемнадцать человек», — прочитал писец. — Так здесь написано.

— Увы, по нашим подсчетам было девятнадцать, — произнес Исмаил. — Жаль, однако кому-то повезло, пожалуй. Будь их семнадцать — еще одному пришлось бы умереть. Возможно, следующее откровение будет более точным.

Он взглянул на Батиста.

— Хотя мы видели это в свитке, ты упал в наших глазах, Инженер, — заявил султан. — Будь твои убеждения истинны, умерла бы тысяча человек. Тысяча тысяч. Неужто тебя так легко заставить изменить свои взгляды?

И султан расхохотался и вернулся во дворец, и свиток вернули в нишу. Батист отошел к стене, где рабы облегчались. Ему было очень плохо.

«Так здесь написано». И он это сделал. Что это было — чистой воды везение, догадка? Или его действительно настолько легко разгадать? Виновен ли он в смерти этих людей? Может, если бы он был менее упрямым, дюжина человек и сейчас оставалась бы в живых? Или ему следовало хранить твердость любой ценой?

Кошмары продолжали преследовать его. Они жгли сильнее, подожженные улыбкой абиссинца. Батист проснулся с криком; какой-то узник удерживал его.

— Все кончилось, — говорил он. — Он добился от вас того, что хотел, Инженер. Все кончилось.

Но ничего не кончилось. Все только начиналось. Атиньи был прав. «Он играет с людьми».

Последовали новые смерти, три за неделю, потом ни одной за две недели, потом еще три. При каждом новом испытании Батист ничего не мог с собой поделать: он искал прибежища в безмолвном, безнадежном отказе. Каждый раз вместо одного человека умирало трое. Мулай Исмаил, казалось, черпал силы в этом столкновении воли и в самом акте убийства. Он испытывал новое оружие: немецкий боевой молот, или турецкий серповидный клинок с крюком, или шотландское копье, способное пронзить трех человек одним ударом. Султана словно бы искренне зачаровывал эффект, который производила на Батиста каждая смерть, и он изобретал для француза новые мучения, медленные, бесконечные, с тысячей вариаций.

— Почему вы так поступаете со мной, ваше величество? — спросил однажды Батист, когда они прогуливались по фруктовому саду. — Моя смерть ничего не значит. Отчего бы вам не проявить сострадание пророка и не отпустить меня к моему Богу?

Мулай Исмаил укусил абрикос; сок потек по подбородку и бороде султана.

— Потому что нам это нравится, — ответил он. — Потому что нам доставляет удовольствие подчинить такого человека, как ты, своей воле. Потому что может настать день, когда мы приведем тебя к благодати и истинному свету ислама. Потому что ты способен видеть в своем разуме вещи, которых еще не существует. Как и я сам, ты — воистину мужчина среди мужчин, хотя твои недостатки велики, а мужество недостаточно. Однако не отчаивайся. Мы освободим тебя, когда новые жилые покои будут завершены, — произнес султан самым серьезным тоном.

— Написано ли это в свитке, ваше величество?

Султан улыбнулся, и по лицу его невозможно было прочесть ответ.

Свиток разворачивался медленно, безошибочно, и писец зачитывал перечисление действий инженера: он убьет, он заколеблется, он попытается схитрить, он примется действовать, он потерпит неудачу в своих действиях — всегда пытаясь предотвратить смерть и никогда не преуспевая.

Голову Батиста припорошило сединой. Глаза постоянно слезились от недосыпа. Время шло, люди умирали, Мекнес рос, а Батист размышлял и работал. Когда жилые покои были закончены, султан нашел другую причину отложить его освобождение.

Вместе с восемью своими людьми Батист на протяжении одиннадцати месяцев копал подземный ход из метаморе. Они работали целыми днями на султана, и ночами — ради бегства, работали до кровавых мозолей, сбитых коленей и полного изнеможения. С тем, чтобы избавиться от извлеченной из хода земли, проблем не было. Шесть месяцев в году они жили и спали в воде, что поступала из подземных источников, питавшихся тающими снегами Атласских гор. Узники спускали вынутый грунт в воду, и вода уносила его, не оставляя ни следа, который могли бы обнаружить охранники. Они подкупили торговцев и выспросили, куда идти и как спрятаться, и заплатили грабительскую цену за побитые молью крестьянские отрепья. Они вырвались на волю чудесной осенней ночью, в самое подходящее время года, потому что оно позволяло преодолеть семьдесят пять миль до побережья моря без особо жестокой жары или холода. Они шли только по ночам, гуськом, и за трое суток одолели пятнадцать миль трудного пути от Мекнеса, когда на них наткнулся какой-то пастух и поднял тревогу. Пастухи все держались настороже, потому что султан платил им за каждого пойманного беглого. Через еще четыре дня и еще семнадцать миль их настигли псы, а следом — конные бокхакса. Из восьми человек, выбравшихся вместе с инженером через подземный ход, пятеро вернулись в Мекнес живыми.

Пятерых выживших привели к Мулай Исмаилу, а тот, в свою очередь, вызвал писца и велел принести свиток.

— «Инженер попытается бежать». Так здесь написано.

Султан весело захлопал в ладоши.

— Мы очень рады, что Аллах одарил тебя продлением жизни! — воскликнул он. Он приказал убить товарищей Батиста: пытка длилась целый день, с кольями и кипящими котлами.