Ирина Ивахненко - Заря над Скаргиаром

Аскер медленно приблизился к пустому креслу, не спуская с Эргереба внимательного взгляда. Эргереб, со своей стороны, тоже впился в Аскера глазами, боясь упустить малейшую смену выражения лица своего соперника. Они чувствовали себя, как два хабета, случайно встретившиеся среди гор и понимающие, что просто так им не разойтись.

— Вы хотели меня видеть, господин Эргереб? — спросил Аскер, выдавив улыбку: он понимал, что начать все равно придется, и лучше было сделать это сейчас, пока он совсем не ослабел от пристального внимания.

— Не скрою, я с нетерпением ждал вас, — сказал Эргереб. — Я давно искал встречи с вами, господин Аскер, но все как-то не получалось: сначала я был занят, а потом эта война в Гизене, и заняты оказались вы… Присаживайтесь, прошу вас.

— Благодарю вас, господин Эргереб, — сказал Аскер, садясь в кресло. — Однако я должен вам заметить, что наша встреча не могла состояться столь долгое время и по вашей вине: ведь война между Эстореей и Буистаном развязалась не без вашего участия.

— Ах, что вы, господин Аскер! У вас, верно, ложные сведения! — жеманно покачал головой Эргереб.

— Господин Эргереб, давайте не будем отрицать очевидных вещей, — сказал Аскер, внезапно обнаружив в себе силы на обезоруживающую улыбку. — Я не имею ни малейших сведений, ложных или правдивых, зато рассудок мой говорит мне совершенно определенно, что вы приложили к этому руку.

— Вы так привыкли доверять собственному рассудку, господин Аскер? — хмыкнул Эргереб.

— Не имея столь, вероятно, печального опыта, какой имеете вы, господин Эргереб, судя по вашему недоверчивому виду, я всегда доверяю своему рассудку, и он меня ни разу не подвел.

— Ну хорошо, — улыбнулся Эргереб, — будем откровенны. Вы правы: я приложил руку к этой войне. Согласитесь, господин Аскер, Эсторея — лакомый кусочек, особенно когда там живете вы. Признаюсь, вы возбудили во мне любопытство сразу, как только я узнал о вашем существовании, а этим могут похвастать очень немногие.

— Чрезвычайно польщен, — наклонил голову Аскер, — но, по-моему, я и сам сделал все возможное и невозможное, чтобы попасться вам на глаза. Тогда я еще не думал о вас, поскольку не представлял себе всех масштабов вашей деятельности. Ваша агентура, должен сказать, превыше всяких похвал!

— О, не стоит преувеличивать: они допускают промахи чаще, чем это позволительно, — скривился Эргереб.

— И один из них — Стиалор и Лагреад?

— Ах, господин Аскер, у меня сердце кровью обливается, когда вы упоминаете эти два слова! Такого поражения мне еще никто не наносил. Вы, надо признать, были на высоте.

У Аскера возникло чувство, что Эргереб, несмотря на то, что это и в самом деле было его роковой неудачей и стоило ему немало бессонных ночей, испытывает некоторое удовлетворение от упоминания о своем провале.

— Кстати, господин Аскер, — продолжал Эргереб, — откройте мне наконец тайну похищения кристаллической призмы и чертежей. Кто их вам добыл?

Аскер лукаво улыбнулся, откинувшись в кресле. Он не мог и не хотел скрывать своего торжества.

— Все, что можно сделать самому, следует делать самому, особенно в делах такого рода, — сказал он. — Меня все время грела мысль, что я совершил этот подвиг в одиночку, да еще назло Моори, который лег перед моими дверями, как бревно. А вы, господин Эргереб, подвергли допросу всех, кто находился в крепости…

— Задали вы мне тогда жару, господин Аскер, — покачал головой Эргереб. — Тогда я начал уважать вас. Но когда оказалось, что вы, вместо того, чтобы выбросить призму, построили к ней новый аппарат, — тогда я стал вами восхищаться, и по мере того, как я узнавал о ваших новых деяниях, мое восхищение только росло. После битвы под Глерином вас считают национальным героем… У вас хватило смелости на то, на что я не отваживался всю свою жизнь, хотя мне очень этого хотелось. А теперь уже поздно…

— Значит, вы тоже терзались сомнениями по поводу того, не сделать ли ваши способности всеобщим достоянием? — встрепенулся Аскер. — Я считал, что вы даже не стремитесь к этому.

— О, господин Аскер, всякий талант нуждается в поклонниках. Я совершил ошибку, скрыв его от посторонних глаз.

Эргереб замолк на минуту, опустив белесые глаза.

«Зачем он говорит мне все это? — обеспокоенно подумал Аскер. — Хочет меня разжалобить? Что ему от меня нужно?»

— Зачем я говорю вам все это? — задумчиво сказал Эргереб. — Пожалуй, вы один в целом свете, кто может меня понять. У нас с вами очень схожие судьбы: вы первый советник, и я первый советник, и мы оба добились этих постов самостоятельно.

— Но я потратил на это гораздо меньше времени, — сказал Аскер, пряча улыбку.

— Так ведь вы и красивее намного! Но в остальном мы с вами очень похожи. Мы оба умны, ловки, образованны, мы оба ни в грош не ставим мораль…

— Позвольте!

— Не надо делать негодующее лицо, господин Аскер. Случай с беднягой Дервиалисом показал мне, что мы одинаково смотрим на вещи. Скажите, как вам пришла в голову эта потрясающая идея?

— Вы находите ее потрясающей? Гм… С одной стороны, я польщен, а с другой — у меня чешутся руки дать вам по морде.

— Фи, как грубо! — расплылся Эргереб в сладкой улыбке.

— Если вы не перестанете улыбаться, господин Эргереб, — сказал Аскер с напускной строгостью, — то я вам ничего не скажу. О, теперь уже лучше. Я испытывал к Дервиалису отвращение… кстати, примерно такое же, какое у меня вызывает ваше лицо… и мне захотелось сделать так, чтобы к моему отвращению присоединилась вся Паорела. Перебрав в уме то немногое, на что наши эсторейские ханжи пока еще посматривают искоса, я выбрал такой порок, который был наиболее противоестественен природе Дервиалиса. Остальное было делом техники.

— В ваших устах это звучит так просто и естественно! Дело техники, подумаешь… А между тем для меня, посвященного, совершенно ясно, что Дервиалис не мог не заметить постороннего присутствия в своей голове. Как же он не всполошился, не заподозрил неладное? Этот вопрос мучает меня до сих пор, потому что сам Дервиалис упорно не желает распространяться на эту тему.

— И не удивительно… — Аскер внимательно посмотрел на Эргереба. — Так значит, вы действительно не представляете, как это было сделано? Скажите мне, господин Эргереб, сколько у Сиа ступеней?

— Пять, разумеется! Вы знаете это не хуже меня.

— Не могу ответить вам утвердительно. Я неоднократно задавался вопросом, является ли пределом знаний то, чему научил меня Кено.

— Любопытно! — Эргереб подался вперед. — И вы нашли ответ на свой вопрос?