Ирина Ивахненко - Заря над Скаргиаром

— Как скажешь, Лио, — пожал плечами Моори, хотя всем было ясно, что именно глобальность предстоящего поединка наполняет душу Аскера трепетом.

— Ладно, хватит, — сказал Аскер. — Я должен как следует подготовиться к завтрашним переговорам, так что я намерен посвятить медитации все оставшееся время. Я был бы вам очень признателен, если бы вы посторожили мою палатку.

Аскер залез в свой ящик, а Моори набросал сверху всякого тряпья. Они с Терайн уселись у входа, взявшись точить свои мечи, чтобы их бездействие никому не показалось подозрительным. Говорить не хотелось: у обоих на душе было так же черно, как в глотке черного ларгана ночью.

В половине шестого вечера вернулся Латриэль с кипой бумаги, исписанной всякими соображениями по поводу предстоящих переговоров. Его отослали прогулять берке, якобы застоявшихся на сырой земле, а когда он вернулся, уже стемнело и пора было ложиться спать. Света в палатке не зажигали; они ощупью добрались до своих постелей, упали на них и мгновенно заснули: это сработало посланное Аскером внушение, которое он сделал еще утром.

Едва коснувшись головой подушки, Моори погрузился в сон, но в последний миг перед тем, как его сознание отключилось, он успел заметить, как из крохотной трещинки в стенке сундука пробивается наружу тоненький синий лучик.

Глава 46

Рамас Эргереб расхаживал по крепостному валу Пилора, время от времени поглядывая в сторону лагеря эсторейской армии, — но не слишком часто, чтобы соблюсти собственное достоинство перед Дервиалисом, который следовал за ним по пятам. Это его раздражало: Эргереб хотел бы смотреть в ту сторону неотрывно, ожидая момента, когда маленький отряд выедет из лагеря и направится к крепости. Он считал минуты, торопя этот миг, и даже не пытался подавить нервную дрожь, которая сама собой возникала в позвоночнике.

— Господин Эргереб, — подал голос Дервиалис, — как я ждал этого дня! Моя душа полна предвкушением мести!

Эргереб презрительно покосился на Дервиалиса. Он презирал его за крайнюю самоуверенность и ограниченность и считался с ним только как с орудием, которое было ему полезно и могло еще пригодиться в будущем. Он не разделял ненависти Дервиалиса к Аскеру, — скорее, наоборот, он хотел изучить Аскера, понять, что им движет, попытаться посмотреть на вещи его взглядом. Эргереб впервые в своей жизни сталкивался с такой яркой индивидуальностью, впервые встречал соперника себе по силам, которому удалось обскакать его не раз и не два. Ему хотелось померяться с Аскером силами и доказать всему миру, что он все-таки сильнее, но прежде всего доказать это самому себе.

— Смотрите! Едут! — воскликнул Дервиалис, указывая рукой вперед и вниз.

Эргереб налег всем телом на каменные перила и почти свесился со стены, чтобы лучше разглядеть отряд. Сердце его бешено заколотилось, когда он заметил внизу среди крошечных фигурок ту, что ехала впереди всех. Отряд был пока еще очень далеко, и Эргереб клял в сердцах свое подупавшее в ночных сидениях за книгами зрение, которое не позволяло ему разглядеть того, кого он так стремился увидеть.

— Господин Эргереб, — окликнули его, — зал для переговоров готов.

Эргереб оторвался от перил и оглянулся. Два офицера стояли перед ним, ожидая, когда он изволит следовать за ними в зал переговоров. Он сам просил предупредить его, но теперь им вдруг овладела досада, что придется потерять Аскера из виду хотя бы на минуту. Эргереб все время боялся, что Аскер раздумает ехать на переговоры и пошлет вместо себя кого-нибудь другого. Но, убедив себя, что глупо торчать на валу, откуда он ничего не может сделать, Эргереб последовал за офицерами.

Зал располагался в одной из центральных башен Пилора. Из его окон открывался великолепный вид на море и северную часть побережья. В зале стояло всего два кресла посередине и маленький столик между ними, не считая подсвечников по углам. Такая обстановка должна была подчеркнуть неофициальный характер беседы, а расположение кресел давало Эргеребу возможность следить за каждым движением своего визави: они стояли так близко друг к другу, как только позволял столик, и располагались одно напротив другого.

Сев в одно кресло, спиной к окнам, Эргереб умостился в нем поудобнее и внимательно оглядел комнату.

«Ничего лишнего, — удовлетворенно подумал он. — Очень хорошо. Мой соперник будет передо мной, как на ладони».

Потянулись недолгие, но томительные минуты ожидания. Эргереб принялся высчитывать, сколько времени уйдет у Аскера на то, чтобы добраться до крепости, чтобы пройти каменный коридор за воротами, чтобы подняться наверх. Он мысленно следил за его передвижениями, словно ведя его по коридорам и лестницам, на миг задерживаясь у дверей и идя дальше.

«Так, они оставили солдат в коридоре… Вошли в комнату и оставили там офицеров… Теперь он один. Он идет к дверям… Я слышу его шаги…»

Но шагов не было слышно. Эргереб засуетился, впившись взглядом в дверь.

«Может, я неправильно высчитал время? Они где-нибудь задержались или… или… Нет, только не это! Он не приехал…»

И в этот самый миг двери распахнулись, открытые услужливыми привратниками, и на пороге возник Аскер. Он прошел по каменным плитам так бесшумно, что и более тренированные уши, чем у Эргереба, ничего не услышали бы.

Эргереб подскочил в кресле от неожиданности. Уставившись на Аскера, как на призрак, неизвестно откуда взявшийся, он смотрел на него несколько секунд, ничего не видя перед собой, и только когда Аскер сделал шаг и оказался в комнате, взор его начал проясняться.

«Черт побери! — пронеслось у него в мозгу. — Вот это да!»

То, что возникло перед ним в дверях, затмило все виденное им до сих пор. Конечно, Эргереб знал, что первый советник короля Эстореи молод и красив не по чину, но представить себе, что он молод и красив до такой степени, он не мог. Все же он усилием воли заставил себя подобрать отпавшую было челюсть и напомнил себе, что перед ним — его злейший враг и соперник.

Аскер не забывал об этом ни на секунду, однако и он, увидев Эргереба, несколько растерялся. Аврин, сидевший перед ним в кресле, действительно казался намного старше своих лет и уж точно не мог называться красавцем. Его лицо прорезали преждевременные морщины, спина согнулась, а шерсть местами вылиняла и потускнела. Но не это прежде всего обращало на себя внимание, а глаза — знаменитые белесые глаза Эргереба, смотревшие на мир со сладострастием червя, копошащегося в навозной куче. Он, бесспорно, любил жизнь, но любил ее по-своему.

Аскер медленно приблизился к пустому креслу, не спуская с Эргереба внимательного взгляда. Эргереб, со своей стороны, тоже впился в Аскера глазами, боясь упустить малейшую смену выражения лица своего соперника. Они чувствовали себя, как два хабета, случайно встретившиеся среди гор и понимающие, что просто так им не разойтись.