Вера Камша - Довод Королей

Ночью, когда все письма были написаны, подарки выбраны, а уставший Артур уснул с чувством выполненного супружеского долга, Даро выбралась из огромной постели и, кое-как одевшись, вышла на балкон. Для Кер-Эрасти было холодно, даже очень, но в Мальвани она привыкла к настоящим морозам, так что мягкая мирийская зима казалась ей почти осенью. Какое-то время виконтесса Барре бездумно глядела в звездное небо, пока память не вернула молодую женщину в самый страшный день ее жизни.

Дариоло словно бы вновь торопливо накинула темный плащ с капюшоном и выскользнула из особняка Мальвани. Ноги сами привели ее в какой-то переулок, где стояла карета с занавешенными окнами, откуда выглянула белокурая девушка и помахала ей рукой. Даро молча села в карету, лошади тронулись. Ей не было страшно, она действовала словно во сне. После родов, когда у нее нестерпимо болела туго перевязанная грудь, ей давали настойку розовой амаполы, боль отступала, а она вроде бы и понимала, что происходит, но ей было все равно, где она, что с ней, кто рядом. Она равнодушно делала, о чем ее просили, а потом засыпала и просыпалась. На этот раз она проснулась слишком поздно.

Дороги, по которой ее везли, Дариоло не видела, а ее спутница молчала. Она была совсем юной и очень красивой, но ее портило надменное равнодушие. Красавица немного напоминала королеву, наверное, такой та была в юности до встречи с Филиппом. Карета остановилась, они вышли и сразу же юркнули в открывшуюся дверь. Спутница куда-то исчезла, и Дариоло осталась одна в комнате без окон, обтянутой светлым шелком. И вот тут-то ей и стало страшно. Она метнулась назад, но дверь исчезла.

Мирийка в ужасе обежала помещение по кругу, ничего! Только стены. Наверное, тут было очень красиво, но Даро скорей бы согласилась на темный чердак с призраком кровавого Педро, чем на эту роскошно обставленную комнату, освещенную десятками белых свечей. Здесь пугало все, но самым страшным была большая грязно-белая собака со слепыми глазами, лежавшая у пустого кресла, стоявшего между двумя высокими подсвечниками. Даро не смела ничего коснуться, ей было холодно, словно ее выгнали нагишом на мороз. Страх и холод затопил и все ее существо, вытеснив последние обрывки мыслей. Она не заметила, откуда появилась женщина в белом покрывале.

Циалианская сестра ничем не напоминала Дафну. Та была плотная, плоская, неопрятная, с рыбьим лицом и блеклыми круглыми глазами, вошедшая же была красавицей. Даже монашеский балахон на ней казался бальным платьем, но от этого стало еще страшнее. Бланкиссима опустилась в кресло, опустив точеную руку на голову собаки, закатившей от восторга глаза, и задумчиво посмотрела на пленницу.

– Так вот ты какая, Дариоло из рода Кэрна. Но ты не будешь королевой Арции, Дариоло, не надейся.

Она могла бы возразить, что никогда этого и не хотела, но слова прилипли к гортани. Она вообще не могла двигаться, пригвожденная к месту ленивым взглядом прекрасных глаз.

– Хороша, но глупа и слаба при всей своей силе, – заметила незнакомка. – Это то, что нужно. Дафна вырастила тебя именно такой, как следовало. Она была умна, но допустила ошибку... Можно ненавидеть мужчин, но нельзя их сбрасывать со счетов, особенно если у них пылающее сердце. Ты ведь любишь своего брата, Дариоло Кэрна? Тебе бы не хотелось, чтобы он умер или ослеп? А кого ты любишь еще? Если любишь? Говори!

Так чувствует себя птица, взглянувшая в глаза змеи. Спасительные крылья становятся ненужными, ужас затягивает, не позволяет не то что вырваться и улететь, даже шевельнуться.

– Кого ты любишь, Дариоло Кэрна?

Даро молчала. Змея может убить, это так, но превратить птицу в крысу она не властна. Молодая женщина видела другие глаза – большие, серые, полные тепла и нежности. Она не предаст своего герцога, что бы с ней ни делали! Не предаст! Его имени ОНА не узнает. Никогда. Пусть любые муки при жизни, пусть преисподняя, но она не скажет! НЕ СКАЖЕТ! НЕТ!

– А ты и вправду сильна, когда забываешь о страхе, – задумчиво произнесла бланкиссима. – В последний раз спрашиваю. Кто он?

Дариоло Кэрна не ответила, и на нее обрушилась страшная, всесокрушающая сила. Перед глазами стояло искаженное гневом лицо, но Даро не понимала, была ли это ее мучительница или кто-то другой, еще более могущественный и равнодушный.

– Отвечай! Отвечай, проклятая дура! И я отпущу тебя.

Лицо бланкиссимы заволокло туманом. Белая мгла скрыла все. Циалианку, собаку, белые свечи, кресло у камина. А когда развиднелось, Даро стояла в поле, вдали звенел ручей, вечерело, низкие, неподвижные облака, казалось, прижимали к земле. Нужно было уходить, а она стояла, не в силах сойти с места, а к ней медленно приближался огромный белый олень, и она понимала, что это конец всему.

– Кто твой любовник? Говори!

– Нет, – выдохнула полумертвая Даро, – нет, никогда...

Она пришла в себя в той же проклятой комнате. Бланкиссима не мешала ей подниматься с пола, но и не помогала. Когда-то совсем девочкой Даро нашла в беседке забытый кувшин с вкусной сладко-терпкой жидкостью и, ничего не зная про вино, выпила ее всю. Потом пол ушел у нее из-под ног, и ей стало очень плохо. Сейчас было еще хуже, ее тошнило, голова раскалывалась, тело не слушалось. Она с трудом села, но подняться на ноги сил у нее не было. Циалианка холодно улыбнулась.

– Ты упряма, но это тебе не поможет. Я и так знаю, что ты любишь Тагэре, а он тебя, – Даро оцепенела от ужаса, но красавица, казалось, не обращала на нее никакого внимания, – но ты его не получишь. Слышишь, ты?! Ты убьешь того, кого любишь, если ослушаешься. Встань!

Даро поднялась на трясущихся ногах.

– Видишь это создание? Убей его! Сними с себя пояс. Сделай петлю. Это очень просто...

Святая Циала! Она не хотела этого делать, но руки ей не подчинялись. Они слушались не ее, а красавицу-бланкиссиму. Даро не могла не только остановиться, но даже отвести глаза. А белая собака не умирала очень, очень долго.