Дмитрий Веприк - Легенда о гибели богов

— Она умерла незаметно, за одну ночь.

— Ты так и не ответил — почему?

— Как говорят, от горя.

— От какого горя может незаметно, за одну ночь, умереть красивая девушка, встретившая свою четырнадцатую весну?

Кузнец бросает на него косой взгляд и знаком выпроваживает со двора прислушивающихся сыновей.

— Понимай это как хочешь, — говорит он, наконец. — Ее должны были выдать замуж за одного юношу, но прежде чем договор был скреплен клятвой у алтарей, отец жениха передумал.

— Он обнаружил у невесты какие-нибудь скрытые изъяны?

— Нет. У него выпал случай породнится с другой семьей.

— Понятно.

Человек-с-гор кивает — без всякой иронии. Он о чем-то думает, но совсем не торопится высказать свои мысли вслух.

— Расскажи мне об этом подробней. Это странная история. Знаешь, я ведь повидал много смертей.

Кузнец, не оборачиваясь, пожимает плечами:

— Нечего рассказывать, — говорит он. — Она пришла домой задумчивая и грустная, молча посидела у огня и легла спать.

— И?

— И не проснулась. Что скажешь на это?

— Что это выглядит забавно. Брошенная женихом девушка умирает молча и очень тихо, ни с кем не делясь горем, не накинув на шею петлю, не сходив к колдунье за ядом, не вогнав заколку себе в горло — а просто-напросто упав в объятия бога Гипноса.

— Тебе кажется забавной такая смерть?

— Здесь вообще не было смерти, — говорит Человек-с-гор.

Кузнец оборачивается к нему, бросив работу:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я знал случаи, когда удрученные чем-то люди впадали во власть сна — двойника смерти. Тело становится холодным, не слышно ударов сердца, и не запотевает лезвие поднесенного к губам ножа. Но они живы, они просто спят, чтобы однажды проснутся. Часто уже в могиле.

— Ты уверен что...

— Я ни в чем не уверен.

— Тебе надо сходить к ней. Ты-то ведь сможешь отличить сон от смерти?

Человек-с-гор задумчиво смотрит на него. Это что-то большее, чем минутная нерешительность.

— Ну что ж, пойдем, — говорит он наконец.

Два обитателя мрака, два стража пути, ведущего в страну мертвых, проведя равнодушными взглядами одну из пробредших мимо теней, заводят вдруг странный разговор:

— Они все идут и идут, — нарушив тишину, блеет один. — И никто еще не вернулся обратно.

В темноте бесконечной пещеры раздается хлопанье маленьких кожистых крыльев. Обычно летучие мыши не залетают так далеко.

— Чего же ты хочешь? — мягко мурлычет второй демон. — Это обычный порядок вещей. Так было всегда.

Звук почти бесшумного падения. Заблудившаяся летучая мышь обессиленно шлепается на пол пещеры.

— А что если Долина Теней однажды окажется тесна для мертвых душ? Если их наберется очень много?

— Мертвых душ никогда не бывает много, — мурлычет демон с кошачьей головой. — Много бывает лишь мертвых тел. Мне не нравится, что ты начинаешь задумываться.

Несколько раз вздрогнув, летучая мышь навеки затихает.

— Что в этом плохого?

— Это ведет к сомнениям, — пауза. — И слишком похоже на людей.

— Ну и что же?

— Они смертны.

Снова тишина.

Кузнец отряхивает руки, и они идут по улице, зажатой между глухих стен, возведенных из скрепленных глиной камней. Приближение отмеченного горем дома узнается по обычному в таких случаях преувеличенно-траурному рыданию. Человек-с-гор проходит между стоящих вокруг погребального ложа людей. Девушка лежит в своем лучшем наряде, в венке из белых цветов. Никто не успевает должным образом отреагировать на его приход, когда знахарь дотрагивается до ее щеки, касается шеи...

— Разве у вас в обычае хоронить живых? — спрашивает он, повернувшись.

Это надо суметь заметить — в глубине его глаз мечется тревога. Так могут сузиться зрачки у безоружного человека, ожидающего удар копьем из темноты. Воцаряется тишина. Не дожидаясь, когда окружающие опомнятся, Человек-с-гор кладет ладони ей на виски...

…Где-то, очень далеко отсюда, демон с козлиной головой, страж пути, вздрагивает:

— Послушай! — возбужденно произносит он. — Это ведь человеческая душа...

— Ну и что же? — мурлычет второй. — Здесь нет ничего обыкновенней, чем человеческие души...

— Ты не поняла! Разве ты не слышишь!?

— Что именно?

— Она возвращается!

...На лбу Человека-с-гор выступают капли пота. За его спиной шелест нерешительных голосов. Потом они умолкают. Девушка вдруг шумно вдыхает в грудь воздух, вздрагивает, открывает глаза...

— Что было со мной?

На заре нового дня два воина, несущих стражу на стене у главных ворот славного города Орхомена, что лежит к северо-западу от беотийских Фив, коротая оставшееся до сдачи поста время, равнодушно препираются о вещах, едва ли не самых важных для человека — судьбе и случайности.

— Судьба и срок человеческий предопределены заранее, — произносит седой лучник, глядя в долину, где рассеивается рассветный туман.

— Судьбой человека играет случай, — опираясь на копье, возражает щитоносец, не раз прикрывавший его в схватках. — Тот шутник случай, который каждый миг, не уставая, вновь и вновь швыряет свои несчетные жребии. И один из нас выходит из битвы невредимым, вынося утыканный десятками стрел щит, а другой гибнет от первой же, угодившей в прорезь шлема. Как часто не сила, не искусство, не ум, не хитрость — а удача, дочь случая, дарит нам наши падения и взлеты?

Топот копыт, скрип петель — две запряженные парами боевые колесницы вырываются из распахнувшихся ворот Орхомена. Кони переходят на рысь, возницы правят по узкой дороге, вьющейся между холмов и черных после жатвы полей. К полудню, если не будет замедлен бег, колесницы подкатят к вратам беотийских Фив, и глашатай Эргина, царя минийцев, напомнит правителю Креонту и всему фиванскому народу о подошедшем сроке очередной дани.

— Это судьба, — лучник провожает колесницы взглядом. — Пойми, ты только родился, а нить твоей жизни уже спрядена старшей Мойрой, дочерью Ночи. Ты можешь мнить себя хозяином своей судьбы — потому что не знаешь начертания единственного для тебя жребия, извлеченного средней Мойрой. Настанет срок — и младшая, не сожалея, протянув руку к твоей нити, отправит твою душу бродить в Долине Теней.

— Не верю сказкам о Мойрах, — говорит его товарищ. — Давай лучше пораскинем мозгами. Ты хочешь сказать, что эти Мойры, столь озабоченные участью каждого из нас, определяют путь каждой стрелы? Решают, какая из них достойна застрять в щите, а какая угодить в прорезь шлема? Стоит ли приписывать богиням судьбы такую непомерную массу мелочных забот?