Джордж Мартин - Воины

— Д-да, — ответил Томми, тоже перехватывая винтовку.

— Там позади есть еще, — добавил Томми. — Немного, подземники уже бегут сюда.

Немец смотрел на него, ничего не понимая. Он перевел взгляд дальше, туда, откуда пришел Томми.

Раздался шум — все больше немцев появлялось из этого зала. Они поднимали свои винтовки, видели красные полоски на рукаве Томми, опускали винтовки обратно.

Томми бежал вместе с ними дальше по коридору странной конструкции. В толпе волновались. Один ниниесландер выстрелил из комнаты дальше по коридору, и его тут же убили немцы.

— Отличный выстрел, — сказал Томми.

Возможно, другие слышали, как он говорил по-английски.

— Мои люди, — сказал Томми. Он помахал немцам и пошел на голоса.

Английский капитан с пистолетом наготове стоял перед группой солдат. Перед ним на полу лежали тела двух жителей Ниниесландо.

— Ну, и какую крысу мы тут выкуриваем? — спросил капитан на эсперанто.

Томми сделал непроницаемый вид.

— Это вы на венгерском говорили, сэр? — спросил он. Слова казались чужими.

— Из какого подразделения? — спросил капитан.

— Первое. Королевский стрелок, — отрапортовал Томми. Я отстал от своих и прибился к немцам.

— Много стрельбы?

— Не очень, большинство коридоров пусты. Они где-то еще, сэр.

— Останешься с моими людьми, пока не сможешь вернуться в свой отряд. Чем полоски нарисовал? Йодом?

— Думаю, это меркурохром, — ответил Томми. — Запас краски кончился.

Ему было трудно подбирать слова на этом языке. В голове всплывали фразы на эсперанто. Приходилось тщательно следить за речью, особенно рядом с этим капитаном.

Они обыскали еще несколько комнат и переходов, но ничего не нашли. Откуда-то раздался свисток.

— Это сигнал, — сказал капитан. — Вперед.

Оттуда. Куда ушли немцы, тоже послышались свистки. Дело шло к концу.

Следом за офицером они вышли на нейтральную полосу.

Капитан отошел к группе офицеров, что-то у них спросил. Через несколько минут он вернулся.

— Есть еще работа, — сказал он.

Надо было перетаскать вниз канистры с бензином.

— Мы выжжем первые два коридора. Ты, ты и ты. — Последним он указал на Томми. — Берите канистры, разливайте бензин. Сигнал — три свистка. Как только подожжете — уходите. У всех есть спички? Отлично.

Они вернулись обратно в коридор. Канистра казалась Томми очень тяжелой. Он зашел за поворот и начал повсюду плескать ее содержимым.

Немного бензина он приберег на дне. Нехотя стоял и плескал.

Время, чтобы успеть построить лучшее завтра. Многие, подобно ему, должны выйти, присоединиться к своей стороне или исчезнуть в этом хаосе.

Когда Война закончится, мы соберемся все вместе, найдем друг друга, начнем строить новое человечество на пепелище этого старого мира.

Три свистка. Томми чиркнул спичкой, бросил ее вниз и смотрел, как разгорается пламя.

Потом бросил канистру и вышел в яркий день нового мира, которому предстоит родиться.

Гарднер Дозуа

Гарднер Дозуа на протяжении двадцати лет был редактором «Журнала научной фантастики Азимова». Кроме того, он издавал ежегодную антологию «Лучшее научно-фантастическое произведение года», которая шестнадцать раз завоевывала премию «Локус» за лучшую антологию — больше, чем любая другая серия антологий, — и которая сейчас представила уже двадцать шестой свой сборник. Он пятнадцать раз получал премию «Хьюго» как лучший редактор года, дважды завоевывал премию «Небьюла» и премию «Сайдвайз» за свои короткие произведения, собранные в сборники «Человек-видимка», «Геодезические сны: лучшие рассказы Гарднера Дозуа», «Удивительные дни: невероятные путешествия с Гарднером Дозуа» и «Утреннее дитя и другие рассказы». Дозуа является автором и редактором более сотни книг; в число наиболее свежих входят роман, написанный в соавторстве с Джорджем P.P. Мартином и Даниэлом Абрахамом, «Бег охотника» и антологии «Галактические империи», «Песни для умирающей Земли» (издано совместно с Джорджем P.P. Мартином), «Новая космическая опера-2» (издано совместно с Джонатаном Стрэхеном) и «Книга драконов: волшебные истории от мастеров современной фэнтези» (издано совместно с Джеком Данном). Гарднер Дозуа родился в Салеме, штат Массачусетс, ныне проживает в Филадельфии, штат Пенсильвания.

Его рассказ переносит нас в странное будущее, где упрямец продолжает вести арьергардные бои, хотя и подозревает, что проиграл не только битву, но и войну.

Рецидивист

Клейстерман шел вдоль берега; легкие волны Северной Атлантики набегали на берег и рассыпались кружевом белой пены почти у самых его ног. Кулик бежал параллельно ему, чуть дальше, вылавливая вертящуюся в волнах мелкую добычу. Когда волны отступали, оставляя песок матово-черным, становились видны цепочки пузырьков от зарывшихся в него песчаных блох. Волны пенились вокруг разрушенного каменного мола, наполовину погрузившегося в воду.

Позади миллионы крохотных роботов разрушали Атлантик-Сити.

Клейстерман шаркающей походкой шел мимо водорослей, что сохли за линией прибоя спутанной массой полусдувшихся коричневых пузырей, и посматривал то вперед, то назад вдоль берега. Берег был пустынен. Во всяком случае, безлюден. То тут, то там попадались черноспинные чайки и чайки-хохотуны; некоторые стояли поодиночке, другие — по двое-трое, иные же сбивались в небольшие группки и выстраивались клином. Они тихо стояли на песке и все смотрели в одну сторону, как будто ждали, пока чайка-вожак преподаст им урок летного мастерства. Краб суетливо пробежал сквозь водоросли почти у самой ноги Клейстермана. Выше линии прибоя сухой песок был смешан с бесчисленными обломками ракушек, которые невесть сколько лет дробили волны.

Последние десять тысяч лет, после того как ледник растаял и море поднялось до нынешнего уровня, сюда можно было явиться в любой день — и все было бы тем же самым: набегающие на песок волны, крики морских птиц, суетящиеся крабы, кулики и ржанки, выискивающие еду в прибое.

Теперь же, всего через несколько дней, все это должно было исчезнуть навеки.

Клейстерман развернулся и взглянул на море. Где-то там, за милями холодной серой воды, находилась Европа — пока еще за пределами видимости.

Холодный ветер, пропахший солью, дул в лицо. Чайка-хохотун пронеслась над головой у Клейстермана, обрызгав его с пронзительным, смеющимся криком, от которого их вид и получил свое имя. Сегодня этот смех казался особенно резким и насмешливым — и особенно уместным. В конце концов, дни человечества завершены. Пора сойти со сцены.