Лайм. Судьбе назло (СИ) - Генрих Эдуардович Маринычев
Кристелл разрывался между желанием как следует проучить наглого гордеца и своим долгом. Все-таки с информацией о планирующемся налете я пришел не к кому-нибудь, а к нему, к начальнику охраны. Что ни говори, поступок логичный. Тем более, в моих словах имелся смысл, хотя доверять или не доверять мне, он еще не решил. Его взгляд метался по моему лицу, как голодный зверь, пытаясь отыскать признаки лжи. Но их там не было. Зачем мне врать, когда сказанное мной на самом деле правда. Его взгляд стал более пристальным. Я ответил тем же.
И все же я оказался прав в своих прогнозах. Он не мог позволить себе не поверить мне. Ведь в его обязанности входило устранять не только угрозу, а даже и намек на нее. А то, что угроза была, он не сомневался. Только была ли это мистическая угроза от вымышленной банды с подручным колдуном, или более реальная, от слишком хорошо информированного и наглого паренька, он еще не решил.
— Стража! — кликнул он. Двери мигом распахнулись.
— Через десять минут приведите рыжего заморыша в главный зал. — Сказал и вышел вон.
— Надеюсь, он пошел за сиятельной, а не за палачом, — мелькнула у меня в голове шальная мысль. Мгновенно вдруг сделалось зябко. — Эти благородные сплошная морока, — подумалось мне. — За тем, чтобы говорить правду, — следи. За тем, чтобы говорить учтиво, тоже следи. Да, и еще не забывай заискивающе улыбаться, как дурачок, и через каждое слово вставлять титул или звание. Теперь я наконец-таки понял, для чего нужен протокол: чтобы эти расфуфыренные вместилища эгоизма не повыцарапывали друг другу глаз за одно неверно понятое слово.
***
Вскоре появился слуга и двое охранников в лиловых туниках, и меня повели по коридору. Спустившись вниз по уже знакомой лестнице и миновав несколько светлых коридоров, мы попали в большую гостиную.
Я с интересом огляделся по сторонам — никогда еще мне не доводилось бывать в таких местах. В гостиной все обставлено в мягких зеленых тонах. Стены обиты шелком поразительного изумрудного цвета. Маленькие пуфики и кушетки покрыты чехлами того же оттенка. Салатовые портьеры приглашающее распахнуты, и потоки солнечных лучей, соблазненные радушным приглашением, заливали все вокруг. Меня заставили снять обувь, и мои ноги мгновенно утонули в шикарном ворсистом ковре, совершенно заглушающем любые шаги и щекочущем своими ворсинками.
А на изящном мягком диване, в компании с рыцарем-блондином, сидели они — хозяйки и правительницы страны роскоши и богатства.
Я быстро вспомнил, что поведал о них Зак.
"Семейство Вортексских, — сообщил он, — состоит из мужа, жены, дочери и сына.
Поместьем и всеми делами дома уже десять лет заправляет сиятельная Элайза Вортексская. Вот кто там истинный хозяин и на кого тебе следует применить все свои таланты. Сиятельной уже около сорока, а для женщин это тот возраст, когда они с остервенением цепляются не за уходящую молодость, а лишь за воспоминания о ней. К сему прикладывается извечное отсутствие дома любимого муженька. Вот и получается — молодые годы уже давно позади, а муж вроде бы есть, а вроде его и нет. А женщины ох как не любят неопределенности. Посему баба она крайне неуравновешенная, мнительная, сварливая и мстительная. Домашнюю челядь она подозревает во всех своих бедах, за что прислуге достается немалое количество розг.
А вот ее дочь, Эльвира Вортексская, девица что надо. Красивая, молодая, задорная кобылка, которой еще нет и шестнадцати. В самом, так сказать, соку. И целехонькая еще, понимаешь ли. Правда, характером она вся в мать: криклива, вздорна и самолюбива. Но это по молодости, лошадка ищет границы своего вольера. Мать в ней души не чает, балует дочь, как может. Та только рада этим воспользоваться.
Понял, малец?"
Да, теперь есть возможность самому убедиться, насколько хороши осведомители Зака.
Я медленно поднял голову и осторожно ощупал взглядом обеих женщин.
Сиятельная Элайза хоть и блистала великолепием, полагающемся ей по статусу, жила в том далеком прошлом, когда она юной пташкой порхала от одного ухажера к другому, не обременяя свою голову мыслями о замужестве. Давно уже не модное открытое платье в бордовых тонах, некогда подчеркивающее нежную кожу и роскошь фигуры, сейчас оголяло давно не привлекательные формы и кожу, начинающую покрываться морщинками. Кокетливо выбивающиеся из прически локоны и томная улыбка пухлых губ когда-то должны были сводить с ума претендентов на ее руку. Но, увы — теперь этим мог восторгаться разве что благородный Кристелл. Да и то, кто знает, по своей ли воле или по распоряжению свыше.
А вот ее дочка была куколкой что надо. Несколько резковатые черты лица и упрямый подбородок терялись в мягком блеске темно-карих глаз и роскошных локонах черных волос. Несколько портили аристократическую внешность недовольно сжатые губы. Но это наследственное, причем со стороны матери. Зато как она двигалась — нежно, с грацией сытой кошки. Взгляд лукавый, соблазнительный. Улыбка томная, волнующая. Ох, Великий Вор, держите меня четверо…
Так, меня занесло. Сильно занесло, не туда занесло. Но это и понятно: я устал, очень устал, неимоверно устал. От впечатлений об этом доме, от этих людей, от всего. Чтобы провернуть все по плану Зака, требовалась недюжинная сосредоточенность. А ведь мне этого мало — я собирался перевернуть все по-своему…
Нужно собраться. Передо мной не две женщины и один мужчина. Передо мной две кобры — старая и молодая. И один кот — ручной кот, знающий свое место и свои обязанности и получающий свой корм с рук хищной парочки. Он не в счет. Важны лишь они: две женщины, две властительницы, два спящих гейзера. Два кипящих котла, и я, идущий по самому краю. Один неверный шаг, точнее, одно неверно сказанное слово, неверно истолкованный жест и…
Поэтому, меньше слов и больше эмоций. Меньше подробностей и больше восхищения, преданности, почтения. Но палку перегибать не нужно. Еще один цепной кот им не нужен. Да и не для того я здесь.
— Уважаемая сиятельная Элайза Вортексская, уважаемая Эльвира Вортексская, — я поклонился со всей доступной мне элегантностью. — Я пришел сюда к вам, потому что не мог не прийти. Ибо таково
