Лайм. Судьбе назло (СИ) - Генрих Эдуардович Маринычев

Лайм. Судьбе назло

— Лайм, ты урод! Я тебя еще достану! Слышишь, парень — достану!

Я улыбнулся в ответ своей самой очаровательной улыбкой и Яр Крик по кличке "жеребчик", был уведен двумя охранниками под белые ручки. Я ему даже немного посочувствовал — мужику явно придется несладко. Сначала его душевно отметелят "кулаки", потом он долго будет отлеживаться от побоев на койке, а затем его пропесочат свои же. Так ему и надо — нечего было прятать такую симпатичную посылочку. Наше главное правило — все общее. А он зажал…

Нет, я соврал. Я ему не сочувствовал. Придурок он.

Кстати, я совсем не урод, тут Яр не прав. Рост у меня выше среднего, тело тоже ничего, боги не обидели. На мне нет ни капли лишнего жира. И совсем не потому, что мне так хочется. А потому, что здесь особо не забалуешь. Волосы у меня красивые, рыжие, лицо тоже худое (оно и понятно). Глаза синие, нос прямой, а зубы белые, как постельное белье у барышни. Как по мне, так я красавчик хоть куда. Был бы девушкой, влюбился бы в себя без памяти.

Ах, да есть еще кое-что. У меня на левой щеке шрам, старый, еще с детства. Большой, зараза. В форме буквы "Л". И еще один рубец, свежий. На лбу. Кстати, Лайм это не мое настоящее имя. Это кличка. Или прозвище. Был тут один умник. Знал много, и все рассказывал, рассказывал… Как-то увидел меня и мой шрам на щеке, и о чем-то спросил. Разговорились. Он меня после этого "лаймом" и назвал. Что это значит — никто не знал. Но кличка прилипла ко мне намертво. А я и не против, "Лайм" так "Лайм". Слово-то вроде не обидное… Настоящее имя я предпочитаю никому не говорить. И возраст тоже. Из принципа. Чем меньше знают обо мне мои соседи, тем крепче сплю я.

Что ж еще о себе рассказать? Что я люблю… Я люблю говорить. Много говорить. Язык у меня хорошо подвешен, поэтому если народ хотя бы заикнулся о чем-то для меня знакомом, я перебиваю говорящего своей коронной фразой: "А если меня кто спросит, то я скажу…", и начинаю так петь, что любо-дорого. Заслушаешься. Фонтаны у господ видели? Где вода струями бесперебойно течет? Вот и я так могу. Часами, без остановки.

Да, а еще я люблю слушать. Многие удивляются: "Как можно одновременно любить и говорить, и слушать"? Я отвечаю — можно. Просто надо понимать, где можно говорить, а где нужно только слушать. Поверьте, иногда можно много очень интересного услышать, если вовремя закрыть рот. Или не открывать.

Вот такой я человек.

Что-то я еще не сказал. Что-то важное упустил. Так… Ах, да.

Я сижу в тюрьме.

Вообще-то наша тюрьма не такое уж страшное место. Мне тут рассказывали про массу Квотерберийских тюрем, и наша отнюдь не самая паршивая. Потому что далеко от столицы. Чем от королевского величества подальше, тем народ попроще.

В общем, у нас тут довольно сносно. В комнатах просторно, на двести человек места хватает. Правда грязно не в меру. Кормят три раза в день, трудиться заставляют не больше шести часов в сутки. Работаем мы в основном за пределами тюрьмы — то телеги разгружаем, то камни разбиваем. Один раз даже помогали дорогу прокладывать.

Старший надзиратель, он же начальник тюрьмы, мужик нормальный, дисциплину хоть и требует, но над нами особо не измывается. Еда при нем терпимая, постель и шмотки тоже более-менее. Даже целитель свой есть — прикольно… Охранники, они же "кулаки" (почему — понятно, надеюсь), при нем тоже сильно не зверствуют. Провинившихся за дело бьют. Сильно бьют, но такой порядок. Бывает, отводят душу. Это да. Но не слишком часто.

Ну, еще пару слов про казематную жизнь.

Заключенные обычно создают в своей среде некие, э… группы, где есть жесткая власть и строгое разграничение обязанностей. Я нахожусь в одной из таких групп.

Если постараться объяснить покороче…. На вершине — "корона". У нас это Арник Зак, по кличке "Барон". Низкий, толстый, лысый детина с маленькими, поросячьими глазами. Матерый зверь, сидит тут уже лет десять. Всё в свои крепкие кулаки взял. Со своих спрос держит, но и чужакам нас в обиду не дает. Так вот, "корона" выбирает себе двух помощников, по нашему "рукавицы", правая и левая. Если там спор какой не по тюремным правилам, или рассудить кого надо — так это они втроем собираются и ищут решение.

Есть в нашей группе и бойцы. Это те, кто посильнее, половчее и руками махать мастак. Мы называем их "зубами". Смысл такой, — показываем свои, и вышибаем чужие. Кто особо ничем не примечателен, те "пальцы" — они годятся для разной работы. Ну, а ниже всех это "тапочки", ими только пол подтирать. Падаль всякая, что любой ценой защиту ищет. Мусор, одним словом.

А теперь вы хотите знать, кто же я такой? Ну а я — "перстень". Потому, что мной можно покрасоваться. В первую очередь оттого, что я рыжий (такой цвет волос в этих краях редкость), а еще я неглуп, балагур, весельчак и все такое. Арник Зак меня к себе приблизил, потому что, как он говорит, во всей каталажке ему не с кем больше поговорить. Позовет меня к себе, спросит о чем-то постороннем, а потом как начнет рассказывать за свою жизнь… Ну, я конечно же молчок (я ж не полный тупица), слушать я умею. И так иногда проходило до трех часов. Заку нравились наши "беседы", потому я и стал "перстнем". А значит, не был нагружен никакой лишней работой.

Нет, не подумайте, что мне здесь нравится. Святые небеса! Нет, конечно. Просто я стараюсь выжить, и использую все свои таланты как могу.

А что мне остается делать? Я был вором, попался, и вот, сижу в тюрьме. Так сложились обстоятельства. И все, что мне теперь остается, так это умело плыть по течению.

***

Это утро выдалось прохладным. Я проснулся, перевернулся на бок, выругался, — сон не шел.

Встал, прошелся