Лайм. Судьбе назло (СИ) - Генрих Эдуардович Маринычев
Хороший совет. И я непременно должен им воспользоваться. Именно сейчас.
— Я пришел по поручению Кристелла дел Армака, — внаглую заявил я, держась как можно степеннее и невозмутимее. На разговоры со слугами, увещевания и объяснения, кто я и зачем явился, могло уйти много драгоценного времени, которого у меня, увы, не было.
Старший лакей взглянул на меня с недоверием и пренебрежением.
— И почему это я должен поверить тебе? Я тебя здесь раньше не видел. У тебя есть какое-либо подтверждение твоих слов?
— Нету, — не стал увиливать я.
— Так почему это я должен верить тебе на слово? — Страж дверей был неумолим.
Я не врал, когда говорил, что умею разбираться в людях. Я неплохо понимал в характерах и в манерах поведения в целом. И поэтому у меня имелся целый набор многозначительных фраз, которые помогали мне добиться нужных результатов.
И сейчас я собирался произнести одну из них.
— Дело не в том, можешь ли ты мне верить, — напыщенно ответил я, кидая на ретивого служаку многозначительный взгляд. — Вопрос в другом: можешь ли ты позволить себе не верить мне, когда на кон поставлено так много. Ты готов рискнуть своим тепленьким местом?
Слова, сказанные нужным тоном, и правильно подобранный взгляд сделали свое дело, раздувая огонек сомнений в пламенеющий пожар. Про тайны и интриги в таких домах знали все. Сомнения, сомнения. А вдруг этот невзрачный, на первый взгляд, малец действительно является частью такого-то господского плана? Так стоит ради этого рисковать своей работой? Определенно, нет.
Служка сделал знак стражникам. Один из них подошел ко мне и быстрыми движениями бесцеремонно обыскал. Лакею сказал всего одну фразу: "к начальнику охраны", и, сопровождаемый двумя стражами, я наконец-то вошел в заветный дом.
Что бы ни ждало меня впереди, пути обратно у меня уже нет.
***
Пройдя через прохладный вестибюль, уставленный мягкими плюшевыми креслами и дорогой мебелью из темного дерева, мы свернули на лестницу, ведущую на верхние этажи. Там, минуя надменного привратника в уже знакомой красно-зеленой ливрее, распахнувшего двери на второй этаж, мы вошли в длинный коридор, увешенный портретами.
"Фамильное дерево Вортексских" — скользнув взглядом по "высокомерию в рамках", догадался я. Но мне было не до выяснения наследственных черт богатой семейки. Меня сопроводили до второй двери справа, отделанной легким светлым лаком. За открывшейся дверью, в высокой комнате с небольшим количеством мебели, лишь претендующей на шик и дороговизну, за небольшим столиком, низко потупив голову, сидел человек и что-то сосредоточенно писал. Хозяин комнатки даже не поднял головы и не отвлекся на голос вошедшего.
— К вам посетитель. — Меня легонько подтолкнули вперед. Дверь захлопнулась, и я остался один. Точнее, один на один с начальником охраны, Кристеллом дел Армаком.
— Говори кратко, четко и быстро: кто ты и зачем пришел, — потребовал сидящий за столом, так и не удосужившись оторвать взгляд от бумаги. Я чуть приподнялся на носки с желанием рассмотреть, что же так увлекло хозяина комнаты. С такого расстояния я мало что мог прочитать, но зато четко увидел, что текст на бумаге состоит из повторяющихся коротких строк в четыре ряда.
"Четверостишья, — подумав, сделал вывод я. — Пишешь стихи, значит. Кому? Да уж ведомо, кому".
Но разглядывать стишки было некогда. Я задумался над ответом. От его грамотного составления зависело, пройду я дальше цепного пса Вортексских, или нет.
Мне нужно было вызвать как минимум два чувства — доверие к себе и доверие к своим словам.
Поэтому я решил быть честным и говорить только правду.
Но для начала мне следовало успокоиться. Я сделал пару глубоких вдохов, унял предательскую дрожь мускулов. Знакомые ощущения — они всегда возникали перед тем, как я шел на крупное дело. Спокойное сердце, значит, холодная голова и твердые руки.
Снова вдохнул, сосчитал до трех. Выдохнул — порядок.
— Я заключенный из тюрьмы, что в часе езды отсюда. Мне стало известно о готовящемся нападении на сиятельную Вортексскую. Я смог договориться о трехчасовой отлучке и прискакал сюда, чтобы за вознаграждение сообщить вам детали готовящегося нападения.
Бах! Сидящий за столом человек быстро вскочил со стула и замер, сверля меня испытующим взглядом.
Теперь я имел возможность увидеть дел Армака в полный рост. Рыцарь был высок и хорошо сложен. На лицо аристократически белая кожа. Лицо с крупными, резковатыми чертами могло бы украсить не одну обложку женских романчиков. Молод, красив, статен, отчаянно блондинист и сероглаз. Теперь я понимал, почему в любовники сиятельной был выбран именно он. Такой "бриллиант" под стать дорогой оправе. И его движения были подобны облику: мягкие и грациозные снаружи, и с хищной сосредоточенностью внутри. Так ходит хищник на охоте — легко и неслышно, но эта легкость не сулит его жертве ничего хорошего.
— Что-ты-сказал? — вкрадчиво, по слогам переспросил он, презрительно скривив губы.
"Не поверил", — решил я. Тогда расскажем поподробнее.
— Меня зовут Лайм. Я заключенный из тюрьмы, что лежит к югу отсюда. В простонародье еще она называется "бублик".
Пауза. Даю осмыслить. За это время подвергаюсь мгновенному осмотру. Затем кивок, Ага, далее. Ну что ж.
— К нам подселили заключенного. От него мне стало известно, что на днях его сообщники планируют напасть на сиятельную Вортексскую.
Снова пауза. Кристелл сосредоточенно обдумывает услышанное. Подселили заключенного? Бывает. Тот рассказал о готовящемся покушении? Вполне возможно. И?
— И поскольку лично я против нее ничего не имею и, тем более, всем сердцем не желаю убийства высокородной особы, я нашел способ на время покинуть стены тюрьмы, чтобы за вознаграждение сообщить вам детали этого дела.
А теперь о себе. Слишком много "я". Но это и понятно. Гонцу нужно верить. Точнее, можно верить, даже такому, как я, если его намерения понятны и чисты. Жуликов не любят ни на одной стороне. И вот я честен. Я против убийства кого бы то ни было вообще, благородных в частности, а за вознаграждения я всем живущим друг, товарищ и брат. Точнее, доносчик.
Это понятно. Это обычно. Это жизненно. И
