Стивен Эриксон - Дом Цепей

Тут он повел ее в шатер. Воздух холодный и спертый, единственная лампада сражается с сумраком — пламя вдруг зашевелилось, это он поднес лампу к жаровне, поджигая облитый маслом прессованный кизяк. Действуя, старик говорил: — Не особенно нужен был свет… прошло время… прежде чем я сумел освятить этот временный храм. Что ты знаешь о Триче?

Она сидела на кушетке, трясущиеся руки протянуты к растущему в жаровне пламени. Меха на плечах. При имени Трича она подняла голову.

И увидела присевшего рядом Геборика. Как она приседала рядом — тогда, давно, в Круге Судилища. «Когда летучие слуги Худа пришли к нему… предсказать грядущее. Мухи не касались спиральных завитков. Помню. На всем остальном кишели как обезумевшие. А теперь татуировки преобразились». — Трич.

Его глаза щурились — «глаза кота, вижу». — Он возвысился и стал богом, Ша'ик….

— Не зови меня так. Я Фелисин Паран из дома Паранов. — Она одернула себя. — Ша'ик ждет снаружи шатра, там, за твоими чарами.

— И ты готова вернуться в ее объятия, милая?

Она посмотрела в пламя. И шепнула: — Нет выбора, Геборик.

— Подозреваю, нет.

Грому подобное потрясение заставило ее вскочить: — Фелисин!

— Что?

— Фелисин Младшая! Я не… не видела ее! Дни? Недели? Где… где же она?!

Геборик выпрямился кошачьим движением, быстрым и точным. — Богиня должна знать, девочка…

— Если знала, не рассказала.

— Но почему бы…

Она вдруг увидела в его глазах знание и ощутила режущий удар страха. — Геборик, ты…

Он вел ее к выходу, шаг за шагом, и говорил: — Мы поговорили, ты и я, и все хорошо. Не о чем беспокоиться. Адъюнкт идет с легионами, много забот. Ах да, нужно следить за тайными планами Фебрила, и в этом необходимо положиться на Бидитала…

— Геборик! — Она упиралась, но он был неумолим. Они дошли до выхода, жрец вытолкнул ее за полог. — Что ты… — Резкий толчок, она пошатнулась.

Оказавшись за порогом чар.

Ша'ик медленно выпрямилась. Похоже, споткнулась. «О да, беседа с Руками Духа. Все хорошо. Я рада, ибо теперь можно подумать о вещах поважнее. Например, о моем гнезде предателей. Нужно сегодня же ночью переговорить с Бидиталом. Да…»

Она отвернулась от шатра бывшего жреца и пошла ко дворцу.

Над головой звезды пустыни мерцали, как часто случается при близости богини… Ша'ик гадала, что привлекло ту на этот раз. Может быть, она просто хочет заботливым оком поглядеть на Избранную…

Она не знала — как и ее богиня — что едва различимая фигура выскользнула из входа шатра Геборика и размылась среди окрестных теней. Не знала, по какому запаху идет полосатая фигура.

На запад, к границе города и на тропу, прыгая среди каменных деревьев в направлении далекой прогалины.

Бидитал уселся среди шевелящихся теней, снова оставшись один, хотя улыбка так и приклеилась к морщинистому лицу. У Фебрила свои игры, но есть они и у бывшего Верховного Жреца культа Тени. Даже предатель может быть предан, и нож способен внезапно повернуться в руке. И песок может перемешаться еще раз, даже от дыхания — вдох, выдох, еще и еще — песчинки шевелятся и катятся, как на пляже у волн. Слой над слоем, тонкие швы оттенков; нет числа слоям и складкам; Фебрил и его сотоварищи-заговорщики скоро об этом узнают, к своему горю.

Он был уверен: в этом Избранная полагается на него. И он не подведет. «То, чего она ожидает — да, я все сделаю. Конечно, есть иные планы, тянущиеся далеко за Ша'ик, ее богиню и Садок Вихря, которым они намерены править. На кону перемены в пантеоне, моя столь давно запоздавшая месть иноземным претендентам на Трон Тени».

Даже сейчас, если прислушаться очень — очень! — тщательно, он может их услышать. Они близятся. Все ближе и ближе.

Трепет страха охватил его руки, тени на миг разбежались, только чтобы успокоиться снова. «Рашан… и Меанас. Меанас и Тюр. Тюр и Рашан. Трое детей Старших Садков. Галайна, Эмурланна и Тюрллана. Удивительно ли, что они снова сцепились в схватке? Разве не наследуем мы злобу отцов и матерей?»

Но призрак страха остался. Он ведь их не призывал. Не понимал истинной тайны Садка Вихря, причины, по которой садок остается именно в этом месте. Не понимал, что старые битвы не умирают, а только дремлют, и каждая кость под песком шевелится от воспоминаний.

Бидитал воздел руки, и армия теней собралась вокруг.

— Дети мои, — шепнул он, начав Напев Близости.

— Отец.

— Вы помните?

— Мы помним.

— Вы помните тьму?

— Мы помним тьму. Отец…

— Спросите и замкните мгновение, дети.

— Ты помнишь тьму?

Улыбка жреца стала шире. Простой вопрос, его можно задать всякому. Возможно, они поймут. Возможно, нет. «Но я понимаю».

— Ты помнишь тьму?

— Помню.

Когда тени разлетелись со вздохами, Бидитал снова застыл, услышав некий почти неразличимый зов. Снова содрогнувшись. Они воистину очень близко.

Он гадал, что они сделают, когда наконец явятся.

Их было одиннадцать, его избранников.

Корболо Дом откинулся на подушки, прищурив глаза, созерцая молчаливую линию фигур под капюшонами. В правой руке напан держал кубок, вырезанный из хрусталя — внутри колыхалось редкое вино Гриззианских долин Квон Тали. Развлекавшая его ночью женщина уснула, положив голову на его правое бедро. Он скормил ей столько дурханга, чтобы обеспечить беспамятство на двенадцать звонов, хотя это диктовалось скорее привычкой соблюдать осторожность, нежели настоятельной необходимостью.

Выбранные среди Собакодавов одиннадцать убийц до ужаса хорошо обучены. Пятеро были личными ассасинами Святого Фалахда времен до Империи, дары алхимии и магии помогали им сохранять видимость юности и силу.

Трое других были малазанами — личными креатурами Корболо еще тех времен, когда он понял, что есть причина опасаться «Когтя». «Причина… ну, вот вам упрощение, содрогающееся от собственной дерзости. Множество внезапных открытий, знания, которых я и не ожидал достичь. О вещах, которые я считал давно мертвыми, похороненными…» Прежде было десять телохранителей. Вот доказательство их необходимости. Трое последних — результат жестокого отбора в ходе устранений. Остались только наделенные величайшим мастерством и способностью привлекать удачу Опоннов — два качества, отлично питающие друг друга.

Трое ассасинов из разных племен, каждый доказал свою полезность во время Собачьей Упряжки. Стрела одного сразила Сормо Эната с расстояния в семьдесят шагов. В День Чистой Крови. Многие стрелы тогда ударили верно, но лишь стрела ассасина погрузилась в шею, заполнив легкие парня кровью, утопив на твердой почве, и он не смог призвать проклятых духов ради исцеления…