Книга утраченных сказаний. Том I - Толкин Джон Рональд Руэл
Примечательно, что стихотворение называлось Домик, или Приют Утраченной Игры, в то время как описывается в нем Домик Детей в Валиноре близ города Кор; но это, по словам Вайрэ (с. 19), «Домик Игры Сна, а вовсе не Утраченной Игры, как неверно говорится в песнях людей».
Я не стану пытаться анализировать или разъяснять идеи, заложенные в стихотворениях о «Домике Детей». Читатель, как бы уж он их не проинтерпретировал, вряд ли нуждается в помощи для того, чтобы распознать личностно значимые, вполне определенные эмоции, лежащие в основе всего этого.
Как я уже говорил, концепция, согласно которой смертные дети во сне приходили в сады Валинора, вскорости была целиком и полностью отвергнута; в окончательно сформировавшейся мифологии для нее не нашлось бы места, а уж тем более для предположения, что в один прекрасный день в некоем обозримом будущем «дороги через Арвалин к Валинору заполонят толпы сынов и дочерей человеческих».
Точно так же вскорости исчезла вся «эльфийская» миниатюрность. Замысел Домика Детей уже существовал в 1915 г., как явствует из стихотворения Ты и Я, ив том же году, и даже в тех же самых числах апреля, было написано стихотворение Шаги гоблинов (или Cumaþ þá Nihtielfas), касательно которого в 1971 г. отец заметил: «Хотелось бы мне на веки вечные похоронить злосчастный стишок, воплощающий все то, что я (очень скоро) пламенно возненавидел»[20]. Однако следует отметить, что в ранних набросках говорится, будто эльфы и люди в прошлом были «сходны ростом», и миниатюрность (а также прозрачность и расплывчатость) «фэери» — одно из следствий их «угасания» и напрямую связано с владычеством людей в Великих Землях. Но к этому вопросу я вернусь позже. В связи с этим, миниатюрность Домика представляется крайне странной, поскольку свойство это само по себе кажется чем-то особенным: Эриол, который на протяжении многих дней странствовал по Тол Эрэссэа, поражен тем, что жилище вмещает столь многих, и ему отвечают, что все входящие должны быть либо стать совсем малы. Но ведь Тол Эрэссэа — остров, населенный эльфами.
Далее я даю три варианта стихотворения Кортирион среди дерев [Kortirion among the Trees] (впоследствии Древа Кортириона [The Trees of Kortirion)). Сохранились самые ранние списки (ноябрь 1915 г.)[21], а также и множество последующих вариантов. Прозаическое введение к одному из ранних вариантов цитировалось на с. ~16–17~. Наиболее значительной переработке текст подвергался в 1937 г., еще одна последовала много позже; к тому времени стихотворение изменилось до неузнаваемости. Поскольку отец отсылал этот текст Реннеру Анвину в феврале 1962 г., предполагая включить его в сборник Приключения Тома Бомбадила, можно утверждать с большой степенью вероятности, что окончательный вариант относится именно к этому времени[22].
Сперва я привожу вариант 1937 года, в который вносились лишь незначительные изменения. В одном из самых ранних списков стихотворение озаглавлено на древнеанглийском Cor Tirion þœra béama on middes и «посвящено Уорику»; но в другой рукописи второе название дано на эльфийском (второе слово не совсем поддастся расшифровке): Нарквэлион ла…ту алдалин Кортирионвэн (т. е. «Осень (среди) дерев Кортириона»),
Кортирион среди ДеревПервые Стихи О град, что увядает на холме, Где тает память прежних дней у древних врат, Покров твой сед, и сердце в полутьме, Лишь замок, хмурясь, как века назад, (5) Все мыслит, как меж вязов навсегда Уходит прочь Скользящая Вода, И к морю запада спешит среди лугов, Неся с собой сквозь водопадов шум Года и дни — к воде без берегов; (10) Не первый век потоком унесен С тех пор, как фэери возвели Кортирион. О островерхий град с холма ветров, Чьи переулки вьются меж теней, Где и сейчас, гордясь сиянием цветов, (15) Павлины бродят в красоте своей, — Равнина есть широкий пояс твой, Омытая серебряной водой Дождей и светом солнца; тысяча дерев Который полдень тень бросает на траву, (20) Который век хранит ветров напев. Ты — фэери град в Вязовой Земле, Алалминорэ из эльфийских королевств. Кортирион, древа свои воспой! Дубы и клены, тополь стройный твой, (25) Поющий тополь и прекрасный тис, Чьи дерева со стен взирают вниз, Величье мрачное храня, Пока мерцанье ранних звезд ночных Не загорится в черных листьях их, (30) Пока Медведицы Небесной семь лампад Их сумрачных волос не озарят, Короной увенчав смерть дня. О, мира дольнего оплот! Лишь лето знамя развернет — (35) И вязы музыкой полны, И в пенье их едва слышны Других деревьев голоса. Кортирион святой, о вязах пой — Им лето полнит паруса собой, (40) На гордых мачтах их листва растет, Флот галеонов, величав, плывет Сквозь солнечные небеса.
