Стивен Эриксон - Дом Цепей

Там были еще четыре похожих кучки. Лостара подошла к ближайшей и начала пинать золу.

— Этот цел! — прошипела она тут же, видя почерневшую от огня кожу.

Жемчуг подошел. Они вместе освободили труп от пепла — от бедер и выше. Одежда почти полностью сгорела, пламя прошлось по коже, но оказалось в силах сжечь лишь самый поверхностный слой.

Коготь смел последнюю золу с лица трупа, и тот открыл глаза.

Лостара выругалась, отскакивая и выхватывая меч.

— Все хорошо, — сказал Жемчуг. — Он с места не сдвинется, милая.

Вместо глазных яблок за веками остались лишь черные дыры. Губы высохли, украсив череп зловещей черной улыбкой.

— Что осталось? — спросил Жемчуг труп. — Ты можешь говорить?

Звуки были слабыми, Жемчугу пришлось склониться.

— Что он сказал? — потребовала Лостара.

Коготь оглянулся. — Сказал «меня звать Клем и я умер ужасной смертью».

— Тут не поспоришь…

— А потом стал неупокоенным носильщиком…

— У Гриллена?

— Да.

Она вложила талвар в ножны. — Для посмертия, кажется, чертовски неприятная профессия.

Жемчуг вскинул брови, улыбнулся: — Увы, от бедного старого Клема мы мало что узнаем. Как и от остальных. Магия, держащая их души в телах, слабеет — Гриллен или мертв, или далеко отсюда. Но вспомни садок огня — его высвобождали здесь весьма странным образом. Это дает нам след.

— Слишком темно, Жемчуг. Пора разбить лагерь.

— Здесь?

Она подумала и скривилась в сумраке. — Может и нет, но я всё же устала. Для поиска следов дневной свет подойдет лучше.

Жемчуг вышел из круга золы. Жест — и сфера света неспешно возникла над его головой. — Полагаю, следы ведут недалеко. Последняя наша задача, Лостара. Там и место для лагеря найдем.

— Ладно, хорошо. Веди, Жемчуг.

Какой бы след он ни обнаружил, Лостара ничего не замечала. Что еще удивительнее, след казался неуверенным в себе, блуждающим — это заставляло Когтя хмуриться. Шаги стали медленными, осторожными. Вскоре он вообще почти застыл на месте, производя лишь малейшие движения. Лицо покрылось потом.

Лостара подавила готовый вырваться вопрос и снова вытащила клинок.

Дыхание со свистом вырвалось изо рта Жемчуга; он встал на колени около большого и тоже обгорелого тела.

Она подождала, когда ассасин успокоится, потом откашлялась и спросила: — Что же случилось, Жемчуг?

— Худ побывал здесь, — шепнул тот.

— Да, я сама заметила…

— Нет, ты не понимаешь. — Он протянул руку к трупу, сжимая кулак, и ударил по широкой груди.

Тело оказалось всего лишь шелухой. От удара оно спалось с сухим треском.

Он сверкнул глазами: — Худ был здесь. Сам бог, Лостара. Пришел забрать этого человека — не только душу, но и плоть — все, что было заражено садком огня… точнее, садком света. Боги, как мне нужна сейчас Колода Драконов. В Доме Худа произошли… перемены.

— И какое это имеет значение? Я думала, мы ищем Фелисин.

— Ты не думаешь, подружка. Вспомни рассказ Буяна. И Правда. Фелисин, Геборик, Кульп и Боден. Мы нашли останки Кульпа у фургона Гриллена. А этот, — он яростно махнул рукой, — Боден. Проклятый Крючок — хотя, к сожалению, доказательство исчезло с шеи. Помнишь их необычную кожу? То же произошло с Боденом.

— Ты назвал это заражением.

— Ну, я точно не знаю. Садок их переменил. И нельзя сказать, как именно.

— Итак, остались Фелисин и Геборик Легкокрылый.

Ассасин кивнул.

— Похоже, пора мне кое-что рассказать, — продолжила Лостара. — Может, это и не важно…

— Говори, милая.

Она поглядела на холмы к юго-западу. — Когда мы следили за агентом Ша'ик… в тех холмах…

— Калам Мекхар.

— Да. И мы устроили Ша'ик засаду у старого храма на вершине — на тропе в Рараку…

— Ты уже рассказывала.

Она не обратила внимания на его нетерпение. — Мы должны были бы всё это найти. Значит, события произошли после нашего ухода.

— Гм. Да.

Она вздохнула, скрестила руки на груди. — Фелисин и Геборик в армии Откровения. В Рараку, Жемчуг.

— Откуда такая уверенность?

Она пошевелила плечами. — Куда еще им деться? Подумай, дружок. Фелисин должна была сжигать ненависть к Малазанской Империи. И Геборик не обязан был питать любви к империи, заточившей и осудившей его. Они отчаялись после нападения Гриллена. Когда умерли Боден и Кульп. Отчаялись, да и ранены были, скорее всего.

Он медленно кивнул, встал на ноги. — Одного ты никогда мне не объясняла, Лостара. Почему провалилось покушение?

— Не провалилось. Мы убили Ша'ик, поклясться готова. Арбалетный болт в лоб. Но мы не смогли отнять тело у охраны, они оказались слишком крепкими для нас. Мы убили ее, Жемчуг.

— Тогда кто, во имя Худа, командует Откровением?

— Не знаю.

— Можешь показать место засады?

— Да, наутро. Прямиком туда проведу.

Он молча смотрел на нее, а сфера света началась колебаться, погаснув наконец с тихим свистом.

Память пробудилась. Те слои, что слежались внутри Т'лан Имасса, стали камнем за бесчисленные столетия, Онрек снова смог прочесть. И потому все, что он видел перед собой… пропали плоские холмы на горизонте, созданные ветром башни из песка, просторы белых солончаков и белые ребра мертвых кораллов. Пропали ущелья, овраги и сухие русла, засаженные поля и арыки. Даже город на северном окоеме, некоей опухолью угнездившийся в излучине громадной реки, стал несущественным, невещественным для глаз ума.

Ибо все, что он видел, случилось так давно, так давно…

Фигуры брели по пляжу внутреннего моря. Клан Ренига Обара, пришедший обменивать кость кита и масло дхенраби. Кажется, это он принес с собой ледяные ветра родной тундры. А может, неподобающая погода намекала на что-то более темное. Джагут укрылся в крепости и замешивает котел Омтозе Феллака. Еще немного и рифы погибнут, а с ними все зависящие от них существа.

Нелегкий вздох издал Онрек, существо из плоти и крови. Но он ведь отошел в сторону. Уже не Гадающий по костям — Абсин Золай гораздо искуснее его в тайных знаниях и более склонен к дерзновению, необходимому последователям Пути Телланна. А Онрек слишком часто замечал, что разум влечет совсем к иному.

К откровенной красоте, такой, как сейчас перед взором. Не по нему охота и ритуалы разрушения. Он всегда без охоты танцевал в глубоких закутах пещер, где гремят барабаны и эхо пронизывает кости и плоть, словно ты лежишь на пути стада обезумевших от страха ранагов — такого стада, что Онрек однажды вдохнул в стену пещеры. Во рту горчило от слюны, угля и охры, ладони запачкались — ведь он дул сквозь них, создавая формы на камне. Искусство, требующее одиночества; картины без света, на невидимой стене, пока остальные члены клана спят во внешних пещерах. Вот правда: Онрек стал силен в колдовстве красок из желания быть отдельно, быть наедине с собой.