Джо Аберкромби - Лучше подавать холодным

— Ебал я эту Стирию, — прошипел он на северном наречии. Боль в переносице похоже означала, что скоро потекут слёзы, но он уже дошёл до того, что не испытал от этого никакого стыда. Коль Трясучка. Сын Гремучей Шеи. Названный, который вставал лицом к лицу со смертью в любую погоду. С кем бок о бок дрались величайшие имена Севера — Рудда Тридуба, Чёрный Доу, Ищейка, Хардинг Молчун. Кто возглавлял атаку на войска Союза при Камнуре. Кто держал строй против тысячи шанка у Дунбрека. Кто бился семь гибельных дней на Взгорьях. Он почти ощутил как губы стянула улыбка при мысли о тех вольных, смелых временах, из которых ему удалось выйти живым. Он понимал, что и тогда постоянно умудрялся обосраться, но какими же счастливыми те дни казались сейчас. По крайней мере он был не один.

При звуке шагов он огляделся. Четверо мужчин вступили в аллею со стороны порта, тем же путём что и он. У них был тот извиняющийся вид, какой бывает у людей с нехорошими замыслами. Трясучка вжался в свою подворотню, надеясь, что их нехорошие замыслы его не затрагивают.

Душа северянина сорвалась в пропасть, когда они стали полукругом, рассматривая его. У одного был заплывший красный нос — такой запросто заиметь обильно выпивая. Другой, лысый как носок ботинка, держал внизу длинную деревяшку. У третьего — жидкая борода и полон рот коричневых зубов. Не очень приятный мужской коллектив, и Трясучка не предполагал, что что-то приятное было у них на уме.

Тот, кто стоял впереди, оскалился — мерзко выглядящая сволочь с рябой крысиной мордой. — Что ты для нас приготовил?

— Хотел бы я, чтобы у меня можно было отнять что-нибудь путное. Но у меня ничего нет. Можете спокойно идти своей дорогой.

Крысиная Морда мрачно поглядел на лысого приятеля, рассерженный от того, что им может ничего не достаться. — Значит, твои сапоги.

— В такую погоду? Я же замерзну.

— Замерзай. Мне ль не похер. Давай сапоги, пока мы тебе не навешали ради спортивного интереса.

— Ебал я этот Талинс, — прошевелил губами Трясучка, угли жалости к себе внезапно вспыхнули в нём кровавым пламенем. Его грызло, что приходится так унижаться. Мудакам не нужны его сапоги, они просто хотят почувствовать себя крутыми. Но один против четырех, и без оружия в руках — дурацкая драка. Только дурак решит погибнуть из-за какого-то куска старой кожи, как бы ни было холодно.

Он низко склонился и, бормоча, взялся за сапоги. Затем его колено влетело Красному Носу прямо по яйцам и тот со вздохом согнулся пополам. Трясучка удивился не меньше чем они. Должно быть хождение босиком лежало за пределами, до которых могла растянуться его гордость. Он врезал Крысиной Морде в подбородок, схватил его спереди за куртку и пихнул в одного из его товарищей. Они свалились вместе, визжа как коты под ливнем.

Трясучка уклонился от опускающейся дубинки лысого мудака, она лишь скользнула по его плечу. Мужика занесло силой взмаха. Он открыл рот, теряя равновесие. Трясучка вмочил ему прямо в середину отвисшего подбородка и задрал его голову наверх, затем сапогом подсёк ему ноги, заставив опрокинуться на спину и сам прыгнул следом. Кулак Трясучки с хрустом вошёл в лицо лысого — два, три, четыре раза — и навёл там порядок, забрызгав кровью рукав трясучкиной грязной куртки.

Он отступил назад, оставив Лысого выплевывать зубы в канаву. Красный Нос всё ещё завывал, свернувшись, с руками между ляжек. Но у двух других оказались ножи — сверкнул острый металл. Трясучка сжался — кулаки стиснуты, дышать тяжело, глаза перебегают с одного на другого и его гнев быстро увядал. Надо было просто отдать сапоги. Наверное они снимут их как трофеи с его холодных мёртвых ног через короткий и болезненный промежуток времени. Проклятая гордость — от такого барахла один вред.

Крысиная Морда утёр кровь из под носа. — О, вот теперь ты покойник, хуй ты северный! Ты хорош как… — Внезапно под ним поехала нога и он, завизжав, рухнул и выронил нож.

Кто-то выскользнул из тени позади него. Высокий и закрытый капюшоном, меч свободно свисал из бледной левой руки, тонкое лезвие отражало весь свет что был в этой аллее и горело убийством. Последний из похитителей сапог продолжал стоять, тот, с хреновыми зубами. Смотрел на стальную полосу большими, как у коровы, глазами — его нож вдруг оказался жалким ссаньём.

— Может ты хочешь за чем-нибудь сбегать? — Застигнутый врасплох Трясучка остолбенел. Женский голос. Гнилым Зубам не было нужды повторять дважды. Он повернулся и чесанул вниз по аллее.

— Моя нога! — Кричал Крысиная Морда, вцепившись за обратную сторону колена окровавленной рукой. — Блядь, моя нога!

— Хорош скулить или я подрежу и другую.

Лысый лежал, ничего не говоря. Красный Нос наконец-то одолел свой долгий подъём на колени.

— Сапоги хочешь, а? — Трясучка приблизился на шаг и врезал ему по яйцам снова. Того, замяукавшего от боли, приподняло и бросило лицом вниз. — Вот тебе один, сука! — Он смотрел за вновь прибывшей, в голове гудел кровавый гул. Он не понимал, каким образом он пережил всё это не словив в кишки немножко стали. Впрочем не ясно пережил или нет — эта женщина не выглядела хорошей новостью. — Чё те надо? — прорычал он ей.

— Ничего такого, от чего бы возникли проблемы. — Он смог заметить уголок улыбки внутри капюшона. — Возможно, у меня имеется для тебя работа.

Здоровенная тарелка мяса с овощами в какой-то подливке, рядом кусочки плохо пропечённого хлеба. Может хорошего, может и нет. Трясучка был слишком занят запихивая всё это в себя, чтобы поделиться мнением. Скорее всего он выглядел сущим животным, не брит две недели, опрыщавел и грязен от ночлега в подворотнях, вдобавок в не самых лучших. Но он был далёк от беспокойства за внешность, даже несмотря на женское общество.

На ней всё ещё был поднят капюшон, хотя они и ушли с улицы. Она расположилась спиной к стене, с затемненной стороны. Когда люди подходили близко, рыскала по сторонам, свешивая на щёку смолисто черную прядь. Всё же в те мгновения когда отрывал глаза от еды, он прикидывал каким должно быть её лицо, и решил, что хорошеньким.

Сильная, крепкие кости, подвижная челюсть и гибкая шея, сбоку виднеется синяя жилка. Опасная, счёл он, хотя это и не было особо сложной догадкой после того как он видел как она без особых сожелений сзади рассекла человеку колено. Но помимо этого, в том, как она не сводила с него суженных глаз было что-то, заставившее его нервничать. Что-то спокойное и холодное, будто она уже отмерила его полной меркой и наперёд знала все его действия. Знала лучше него самого. Вниз по её щеке шли три длинных отметины — старые порезы, однако всё ещё не зажили жо конца. Правая рука, которой она вроде бы не пользовалась, была в перчатке. Вдобавок прихрамывает, как он подметил на пути сюда. Должно быть замешана в каких-то тёмных делах, но у Трясучки было не так уж и много друзей, чтобы он позволял себе быть разборчивым. К чему притворяться, любой кто бы ни накормил его, тут же всецело овладевал его верностю.