Дихотомия - Игорь Шамин
Хмель и Солод старались показать, что погружены в дела, однако бокал, протёртый в пятый раз, и долгие попытки разбудить уже проснувшегося гостя, намекали, что братья взволнованы. При всей строгости, зная нас с самого детства, хозяева харчевни относились к нам с большей теплотой, чем к собственному непутёвому отцу. Тот часто жаловался, что они отказывают ему отпускать спиртное в долг. Братья же придерживались тех архаичных представлений, что долги нужно возвращать, вне зависимости от родственных отношений. Их отца такое пренебрежение доверием оскорбляло, а потому он оскорблял сыновей в ответ, как правило, в иных питейных заведениях, где ему удавалось погулять за чужой счёт.
Сестра кивнула, поднимая тряпку с пола. В гробовой тишине покончив с уборкой, она сухо попрощалась с братьями Хмелем и Солодом. Понуро опустив голову, Ада прошла к выходу, стараясь не привлекать моего внимания. Но я заметил. Бурое пятно под правым глазом, наливающееся синеватым оттенком. Фингал, размером с крепкий мужской кулак…
Глава шестая, в которой обрывается чужое дыхание
Путь до дома проследовали молча, что было совсем на нас не похоже. Обыкновенно мы с сестрой не испытывали трудностей в общении, пусть оно и не было таким, как детстве. Тогда многое было иначе. В особенности мы сами: открытыми друг с другом, искренними и честными.
Теперь же мне этого не хватало. Чувствуя, что за синяком под глазом таилась неприятная история, которой Ада не хотела со мной делиться, я не решался спрашивать напрямую. Спросить, означало добровольно нарваться на ложь или грубость, а вероятнее всего, и на то и на другое. А потому я ничего не сказал, теряясь в самых разных догадках.
Во-первых, это не могли быть братья в харчевне. Хмель и Солод, несмотря на кажущуюся грубость, были людьми мягкими, пусть и старательно это скрывали. Вредило делу. Оно и понятно, как можно быть мягким и обходительным, когда вопрос касался взбунтовавшегося забулдыги, норовящего поднять шум. Спокойными разговорами здесь не ограничишься. В ход шли вещи куда убедительнее — большие кулаки.
Во-вторых, произошло это событие точно во время работы. Когда я заходил утром, то даже намёка на фингал не было. Сестра пусть и выглядела обеспокоенной, что легко объяснялось переживанием за матушку, но ничего необычного я не заметил…
Из этого следовало, что несмотря на работу, где иной раз и в туалет не отлучишься, с сестрой произошло нечто странное именно в тот момент. Будь это внезапная потасовка со случайным гостем, то Аделаиде ничего не стоило бы перевести проблему в область комичного, игриво поведав, как случай привёл чужой кулак к её лицу. Но раз сестра предпочитает отмалчиваться, значит, всё намного серьёзнее, чем кажется на первый взгляд…
— Во сколько обошлось лечение? — спросила Ада, когда мы уже стояли в дверях.
Несмотря на нависшую проблему, с лёгкостью отрывавшую от реальности, она продолжала твёрдо стоять на ногах, не забывая, что за всё приходится платить. Мысль, которая начала бы беспокоить меня с третьим напоминанием о долгах со стороны господина Иезекиля, волновала Аду с первого дня. Скупо описав, как прошло шаманство, я слабо пожал плечами.
— Значит, безумно дорого. Даже один подобный сеанс для нас — непозволительная роскошь. Но мы скоро вернём долг, я позабочусь об этом…
Последняя фраза была произнесена приглушённо, с нараставшей из глубин яростью. А конечные слова и вовсе ставили точку в вопросе оплаты. Войдя в дом и сразу пройдя на второй этаж, мы аккуратно отворили дверь в матушкину комнату. Запах благовоний до сих пор держался в воздухе, и не думая улетучиваться несмотря на открытое окно. Полотенца оказались спихнуты на пол, как и подушка с одеялом.
— Дети мои, это вы? Подходите, не бойтесь. Мне уже намного лучше…
Матушка таяла у нас на глазах, словно комок снега в двадцатиградусную жару. Губы сестры на мгновение дрогнули, но улыбка заслонила собой волнение. Аделаида всем своим видом демонстрировала, что собрана и переживать не о чем, но тем не менее руки её были сжаты в кулак. Костяшки пальцев побелели.
— Демиан сказал, что днём вам нездоровилось, но всё обошлось: господин Иезекиль позаботился о вашем самочувствии.
— Очень мило с его стороны. Замечательный лекарь.
Матушка изобразила подобие улыбки, которую мы с сестрой сразу же подхватили.
Обняв, убедили её отдохнуть, передав нам заботы об ужине и топке дома. Сами же, подкинув дров в печь, без всякого ужина отправились спать. Утомление последних дней вылилось в тотальное бессилие. Рухнув на кровать, я сомкнул глаза. По шуму в соседней комнате, догадался, что Аделаида сделала точно так же. В доме потухли свечи.
***
Заснуть не удалось. В голову лезли не просто назойливые мысли, а целая армия назойливых мыслей, с завидной регулярностью штурмующих мозг. Дойдя до цели, они давали разворот и проходили курс от слабого сомнения до принятия меньше чем за три минуты. За это время я успевал перевернуться в кровати, сомкнуть и разомкнуть глаза несколько сотен раз, сбить и восстановить дыхание и окончательно разувериться в попытках уснуть. Сна не было ни в одном глазу. Мне казалось, что я никогда не засну, как некоторые из магов, сидящих на особенно мощных блокаторах мозга из ядовитых трав. Подобным пользовались медиумы, дабы развить способности за пределами человеческого восприятия. Зачастую такие маги выходили за пределы не только возможностей, но и потребностей, с капающей слюной изо рта доживая дни. Мне же подобное не грозило. Мой недосып не был связан ни с отварами, ни с опаснейшими экспериментами. Я просто не мог уснуть.
Открыв окно, я выглянул, убедился, что ни одного сверкающего доспеха не отражается под стенами моего дома, проверил висевший на поясе очередной кухонный нож, одолжённый у матушки, и мягко, ступая по поверхности Тени, выскользнул наружу. Свежий воздух приятно щекотал лицо. Масляные фонари освещали не всю часть улицы, а потому, мысленно прочертив маршрут, я на цыпочках двинулся прямо. Небольшая прогулка мне не повредит. Пройдусь вокруг дома, огибая квартал, и тотчас обратно. Нужно остудить голову, набить приятной усталостью ноги. Я делал так тысячи раз, соблюдая полнейшую осторожность и без приключений возвращаясь домой. Но в этот раз я зашёл дальше, чем планировал. Передо мной стояла харчевня братьев Хмеля и Солода, до которой пролегало не меньше получаса пути. Посмотрев назад, зримо воссоздав маршрут, я чуть не охнул.
Переусердствовал!
