Стивен Эриксон - Сады Луны

– Только не желайте мне удачи, – предупредил он женщин.

– А как насчет успеха? – спросила Миза.

Она улыбалась, хотя ее круглое лицо оставалось настороженным.

Раллик коротко кивнул. Вскоре его уже не было в зале.

Барук задумчиво смотрел, как в пламени очага чернеют дрова. В правой руке он держал чашку с козьим молоком, а в левой – большой кусок лепешки. Алхимика снедало тягостное ощущение: Аномандер Рейк что-то скрывает. Почему он позволил тлан-имасу войти в курган? Тистеандий находился здесь же, уютно устроившись в кресле. Барук дважды спросил его напрямую. Ответом было лишь пожимание плечами да нагловатая ухмылка, так злящая алхимика.

Рейк вытянул ноги и вздохнул.

– Странное время вы избрали для трапезы.

– С недавних пор у меня все время странное, – сердито ответил Барук.

Он отпил молока и захрустел лепешкой.

– А я и не знал, что в игру ввязались Повелитель Теней и опонны, – сказал тистеандий.

Барук чувствовал на себе сверлящие глаза гостя, но продолжал стоять к нему спиной.

– Я лишь намекнул на опоннов. Полной уверенности у меня нет.

Рейк снова усмехнулся.

Алхмимик глотал молоко.

– Мы с вами похожи, Рейк. Вы не делитесь своими предчувствиями. Я тоже.

– И это нам обоим ничего не дает.

Барук резко повернулся к нему.

– Однако ваши вороны заметили, как женщина и тлан-имас проникли в курган. Вы и сейчас уверены, что они потерпели неудачу?

– А вы? – перебросил ему вопрос тистеандий. – Насколько помню, это заботило вас, а не меня. Меня это ничуть не волновало тогда и не волнует сейчас. Как бы ни повернулись события, без крови не обойдется. Наверное, вы до сих пор думаете, будто можно найти какой-нибудь хитрый способ избежать кровопролития. Ваши ученые изыскания – это одно, а Малазанская империя – совсем другое. Здесь гипотезы и догадки бесполезны и даже опасны. Ласэна признает только один язык – язык силы. Естественно, она не тратит понапрасну собственные силы. Но если только противник показал, что силен, Ласэна бьет по нему со всей имеющейся у нее мощью.

– А вы предпочитаете спокойно ждать, когда это случится? – загремел на него Барук. – Вы хотите, чтобы Даруджистан разделил страшную участь других городов? Чтобы и наши улицы покрылись трупами? Впрочем, что все это для вас, Аномандер Рейк? Окончательная победа так и так будет вашей!

Тонкие губы тистеандия слегка изогнулись в улыбке.

– Точно подмечено, Барук. Вы ошиблись лишь в одном. Ласэне не нужны развалины Даруджистана. Ваш город нужен ей богатым и сияющим. Я пытаюсь помешать ей захватить Даруджистан. Если бы меня не заботила судьба вашего города, я давным-давно опрокинул бы замыслы Ласэны. Однако я, как и вы, хочу сохранить город, не допустив сюда малазанскую армию. Это, уважаемый Барук, я называю победой.

Глаза тистеандия стали серыми.

– В противном случае я не искал бы союза с вами, – добавил Рейк.

Алхимика такой ответ не слишком-то убедил.

– Вы ведь можете говорить мне успокоительные слова, а сами – вынашивать вероломные замыслы.

Рейк молчал, разглядывая собственные пальцы, сцепленные на коленях.

– Барук, – наконец тихо произнес он, – любой опытный полководец знает: одно вероломство порождает цепь новых. Стоит хотя бы раз повести себя вероломно… с врагом или с союзником – значения не имеет… и вы дадите повод к подражанию. Вам сразу же начнут подражать. Какой-нибудь жалкий солдатик увидит в этом способ повышения в чине; у высших офицеров, у ваших ближайших помощников и телохранителей найдутся свои причины. Мои соплеменники знают о моем союзе с вами, Барук. Предай я их – и мне недолго оставаться властелином Дитя Луны.

– Кто решился бы оспорить вашу власть? – усмехнулся Барук.

– Прежде всего Каладан Бруд, – быстро ответил Рейк. – А еще четверо моих магов-ассасинов. Даже Силана – эта затворница пещер базальтовой крепости – не преминула бы отобрать у меня власть. Могу назвать еще многих. Очень многих, Барук.

– Неужели только страх удерживает вас, Сын Тьмы?

Рейк поморщился.

– Этим титулом наградили меня глупцы, считающие, будто я достоин поклонения. Мне ненавистны два этих слова, и я не хотел бы снова слышать их от вас. Думаете, меня удерживает страх? Меня удерживает нечто другое, сравнимое по силе со страхом, но во всем остальном не идущее с ним ни в какое сравнение. Долг.

Глаза тистеандия поменяли цвет, сделавшись тускло-коричневыми. Он сосредоточенно разглядывал линии на своих ладонях.

– У вас ведь тоже есть долг, Барук. Если хотите, обязательства. Они держат вас, определяют вашу жизнь. Мне все это очень понятно. Дитя Луны – пристанище последних тистеандиев. Мы вымираем, Барук. Никакая цель, никакой замысел не в состоянии пробудить в моих соплеменниках настоящую жажду жизни. Я пытаюсь поддерживать этот огонь, но я всегда плохо умел воодушевлять. На Генабакис явились малазанцы – мы отступали, отступали. Мы старались уйти от столкновения, пока было куда.

Знаете, Барук, когда жизнь становится в тягость, лучше погибнуть на поле боя. Представьте: ваш дух умирает, а тело продолжает жить. И не десять лет, не пятьдесят, а пятнадцать, двадцать тысяч лет.

Тистеандий быстро встал. Посмотрев на притихшего Барука, он улыбнулся. От его улыбки алхимику стало нестерпимо больно.

– Меня удерживает долг, который сам по себе ничего не значит. Достаточно ли его для сохранения нашей расы? Если говорить о простом выживании – я мог бы поднять Дитя Луны высоко в небо, где бы нам ничего не угрожало. Я этого не сделал и не сделаю. Вы спросите: что же тогда я сохраняю? Историю, определенный взгляд на жизнь.

Он сокрушенно пожал плечами.

– Но наша история завершилась, Барук. Наш взгляд на жизнь – это равнодушие ко всему и стоически переносимое отчаяние. Так нужно ли сохранять подобные лохмотья? По-моему, нет.

Барук не сразу нашел что ответить. До него едва доходил смысл слов, произнесенных Рейком. Однако крик души тистеандия был убедительнее слов. Сердце Барука лучше поняло этот крик, нежели высокоученый разум алхимика.

– Вы пошли на союз с жертвами империи. Соплеменники поддерживают вас или же вам приходится нести эту ношу одному?

– Им попросту все равно, – ответил Рейк. – Они выполняют мои приказы. Они делают то, что я велю. Они служат Каладану Бруду, ибо я им приказал. Они гибнут в болоте и лесах чужой земли, ведя чужие битвы. Гибнут за людей, которые их страшатся.

Барук подался вперед.

– Я не перестаю изумляться и спрашивать: зачем? Зачем вы идете на такие жертвы?

Смех тистеандия был бурным и стих столь же внезапно, как и начался.

– А осталось в наши дни хоть что-то, ради чего стоило бы гибнуть? Так ли уж важно, что мы ввязались в чужие заботы? Главное, мы сражаемся, как сражаются люди. И умираем, как умирают они. Можете называть нас наемниками духа. Но даже такое возвышенное понятие нас не вдохновляет. Почему? Не знаю. Да и какая вам разница? Главное – мы не предаем своих союзников.