Стивен Эриксон - Сады Луны

– А осталось в наши дни хоть что-то, ради чего стоило бы гибнуть? Так ли уж важно, что мы ввязались в чужие заботы? Главное, мы сражаемся, как сражаются люди. И умираем, как умирают они. Можете называть нас наемниками духа. Но даже такое возвышенное понятие нас не вдохновляет. Почему? Не знаю. Да и какая вам разница? Главное – мы не предаем своих союзников.

Вас встревожило мое попустительство тлан-имасу. Вы считаете, я должен был помешать ему и малазанской лазутчице проникнуть внутрь кургана. Я знал, Барук, что джагатского тирана рано или поздно освободят. И решил: пусть уж лучше это случится, когда я рядом и могу дать ему отпор, чем если бы вам пришлось противостоять джагату без меня. Мы вышибем жизнь из древней легенды, Барук, и она навсегда останется страшным преданием далекого прошлого. Но угрожать вашему настоящему она уже не будет.

Барук недоверчиво взглянул на тистеандия.

– Вы уверены, что сумеете уничтожить джагатского тирана?

– Нет. Но после столкновения с нами он значительно ослабнет. Тогда за него примутся другие, точнее – ваш Тайный совет. Я знаю, как вас, людей, гнетет и раздражает неопределенность. Вам стоило бы научиться принимать ее, ибо в жизни мало определенного. Не исключаю, что совместными усилиями мы уничтожим джагатского тирана, однако и в этом случае Ласэна только выиграет.

– Простите, я что-то совсем запутался в вашей логике, – признался алхимик.

– Битва с тираном потребует от нас немалых сил. И тогда-то имперская армия войдет в Даруджистан. Как видите, победа в любом случае будет на стороне Ласэны. Оборонительные сооружения Даруджистана представляют собой жалкое зрелище. Ваша армия годится только для парадов. Единственная противоборствующая сила, которая всерьез заботит императрицу, – это ваш союз Торруда, Барук. О его возможностях Ласэне ничего не известно, потому-то ее лазутчики и ищут встреч с людьми Ворканы. Если повелительница гильдии… или как у вас именуют Воркану… согласится на сделку, Ласэна чужими руками уберет ваш совет.

– Здесь не все так просто, – заметил Барук. – Есть ведь и другие игроки.

– Понимаю, о ком вы. Да, опонны в одинаковой степени опасны для всех. Думаете, опоннам есть дело до вашего города? До участи его жителей? Их привлекает игра магических сил; чем яростнее ее вихрь, тем им веселее. Ввязываясь в игры смертных, боги не привыкли проливать собственную кровь.

Барук допил остатки молока.

– До сих пор мы не допускали пролития крови бессмертных.

– Ошибаетесь, почтенный Барук, – возразил Рейк. – Насильственное удаление Повелителя Теней из игры – это первое пролитие крови бессмертных.

Барук едва не поперхнулся.

– Чьей именно?

– Мой меч лишил жизни двоих гончих. Полагаю, это ощутимо выбило их хозяина из равновесия.

Барук откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Ставки начали повышаться, – проговорил он.

– Не только для вас, но и для Дитя Луны.

Тистеандий вернулся в свое кресло и занял прежнюю позу, вытянув ноги поближе к огню.

– А теперь я бы хотел побольше узнать о джагатском тиране, Барук. Помнится, вы говорили, что намерены с кем-то посоветоваться.

Барук швырнул недоеденную лепешку в очаг.

– Здесь, Рейк, есть одна закавыка. Надеюсь, вы сумеете объяснить мне, что же произошло.

Он встал.

– Прошу вас, пойдемте со мной.

Рейк тоже поднялся. Сегодня он явился к алхимику без своего меча. Баруку было несколько странно видеть тистеандия безоружным, однако отсутствие Драгнипура действовало на него успокаивающе.

Алхимик повел гостя в подвал дома. В первой комнате, куда они вошли, на узкой койке спал какой-то старик. Барук указал на него.

– Спит, как видите. Этого человека зовут Мамот.

– Историк? – удивленно воскликнул Рейк.

– Да. А еще верховный жрец Дрека.

– Теперь мне понятно, откуда этот язвительный тон в его сочинениях, – усмехнулся Рейк. – Печальная судьба у приверженцев Осеннего Червя.

Барука удивило, что Рейк читал «Исторические повествования» Мамота. Но если вдуматься, чему тут удивляться? Жизнь длиною в двадцать тысяч лет немыслима без увлечений или простого любопытства.

Рейк подошел к койке.

– Какой глубокий сон. Чем же он вызван? – спросил тистеандий, наклоняясь над спящим.

Барук тоже склонился к Мамоту.

– В этом-то и вся закавыка. Я почти несведущ в земной магии. Магический Путь Мамота – Дрисс. Я никогда не пользовался этим Путем. Как я уже говорил, я позвал Мамота и сразу же начал расспрашивать про курган и джагатского тирана. Мамот сел и закрыл глаза. Потом растянулся на койке. С тех пор он не произнес ни слова.

Рейк выпрямился.

– Он слишком серьезно отнесся к вашей просьбе.

– Не понимаю вас, Рейк.

– Вы верно угадали: Мамот открыл Дрисс. Он решил, что называется, дать непосредственный ответ на ваш вопрос. Но какая-то сила заперла его там.

– Так он что, отправился по своему Пути прямо в курган джагата? Старый дуралей!

– Кроме Омтоза Феллака – Пути джагата – его могла запереть магия Теллана. И не только она. Не забудьте про ту женщину с отатаральским мечом.

Рейк скрестил на груди руки.

– Мамот не выйдет из плена, пока тлан-имас и женщина с мечом не покинут курган. Есть и другая опасность: если уважаемый историк не поторопится, пробудившийся джагат может овладеть его сознанием.

Барук поежился.

– То есть джагат может пленить Мамота?

Рейк мрачно кивнул.

– Он ведь верховный жрец? Что ж, такой смертный очень пригодится джагату. Так тиран сумеет попасть в гости к Дреку. Как вы думаете, джагату по силам пленить Осеннего Червя?

Барук испуганно глядел на неподвижного Мамота. Озноб сменился струйками пота.

– Не знаю, – прошептал Барук. – Как у нас говорят, Дессембрию будет над чем поплакать.

Старуха никуда не спешила. Она сидела на ступеньке крыльца и лениво рассматривала предвечернее даруджистанское небо. Потом вынула трубку, сделанную из мыльного камня, и плотно набила туда сухие листья итальбы. Рядом со старухой стояла небольшая крытая бронзовая жаровня. Из отверстий торчали палочки для прикуривания. Вытащив палочку, старуха разожгла трубку, после чего бросила почерневшую палочку на камни мостовой.

По другой стороне шел человек. Заметив поданный ему сигнал, он на ходу поправил рукой волосы… Круголому еще никогда не было так страшно. Каждый его шаг по улице мог оказаться последним. Ищейки Турбана Орра следовали за ним по пятам. Круголом чуял их нутром. Орра дураком не назовешь; рано или поздно сановник вспомнит про свои многочисленные встречи в развалинах Цитадели Деспота. Вспомнит он и караульного, всякий раз несшего там вахту. Открытое появление на улице было для Круголома дерзкой и крайне рискованной затеей.