Ирина Ивахненко - Заря над Скаргиаром

— Аскер, — застонал король, — зачем этот свет? Врачи говорят, что свет мне вреден…

— Тогда пусть господа врачи катятся в Броглон, — отрезал Аскер. — Там солнце бывает три дня в году, и то оно похоже на луну! Мой король, пошлите этих господ куда-нибудь подальше, потому что через пять минут вам станет лучше, а через десять вы захотите встать с постели!

Врачи попытались испепелить Аскера взглядами, но силенок для этого у них оказалось маловато.

— Аскер, ты думаешь, что мне и в самом деле станет лучше? — неуверенно спросил король. — Впрочем… Мне и в самом деле лучше! До чего глупо было тут валяться…

«Всего-то делов, — удовлетворенно подумал Аскер. — Небольшое внушение, и он опять полон жизни!»

Король сел на постели, протер глаза и встряхнул головой. Теперь он был вполне готов к тому, чтобы ему представили Сфалиона. Аскер подвел его к королевской постели и сказал:

— Мой король, это господин Сфалион, назначенный вами главнокомандующий войсками Эстореи. Он сегодня приехал в Паорелу и сразу же поспешил явиться перед ваши очи.

Сфалион поклонился, опустив глаза. Характер у него был прямой, как меч, который он с честью носил, и любая ложь, даже такая невинная, казалась ему противоестественной. Но даже несмотря на это он был благодарен Аскеру за то, что тот умолчал о его разговоре с Дариолой, которая, таким образом, получила перед королем преимущество.

— Господин Сфалион, — сказал король, — я рад приветствовать вас в столице. Расскажите, как обстоят дела на восточной границе.

Аскер и Сфалион переглянулись. Получалось так, что король почти дословно повторял слова Дариолы.

— Гм… — замялся Сфалион, но тут же поднял голову и твердо сказал:

— Восточная граница крепка, мой король. Князья Сайрола…

Приводить дальнейшее содержание этого великолепного образчика ораторского искусства мы не будем, поскольку Сфалион в точности повторял королю то, что незадолго перед этим говорил Дариоле.

— …в отличие от своих доблестных западных соратников, на долю которых в последнее время пришлось изрядно помахать мечами.

— Да уж, — сказал король. — Но исход дела зачастую решают не мечи, а обычный факел, вовремя занесенный в погреб со взрывчаткой. Знаете, господин Сфалион, я часто прошу Матену, мою покровительницу, чтобы умные мысли почаще приходили в голову к господину Аскеру.

— Если позволите, мой король, — улыбнулся Аскер, — то я бы также попросил Матену, чтобы эти умные мысли приходили в мою голову вовремя или хотя бы заранее.

— До чего справедливо подмечено! — подхватил король. — Я об этом не подумал.

Аскер опять улыбнулся и с поклоном сказал:

— Король правит, а думать должны его министры.

— Ах, Аскер, — закатил глаза король, — ты всегда берешь на себя самую сложную часть работы! Что бы я без тебя делал?

Сфалион, наблюдавший за этим диалогом, удивленно посмотрел на короля, а потом перевел взгляд на Аскера. Он уже очень давно не был при дворе и успел забыть о том, каким подарком был король Аолан, и потому ему показалось чрезвычайно странным и неподобающим королевскому сану поведение короля по отношению к своему министру. Сфалион подумал, что король уже, собственно, не правит страной и, к тому же, весьма доволен тем, что ему удалось спихнуть свои обязанности на чьи-то плечи. Зато Аскер, несмотря на свой молодой возраст, который очень удивил Сфалиона еще при знакомстве, аккуратно подбирал все те крохи власти, которые королю случалось обронить. Он был совсем не так прост, как казалось, этот советник по культуре, и нелепые фантастические слухи, которые о нем ходили, будили в душе Сфалиона смутную тревогу. Солдаты всегда болтают черт знает что, но Сфалион слышал о том, что в ночь перед падением Фан-Суор сей господин, стоящий рядом, вышел на остров Заклятый из волн морских, похожий на привидение настолько, что сторожевой пост принялся хором читать охранные молитвы. Сфалиону показалось, что в полумраке спальни белая шерсть Аскера начинает светиться. По спине у него пробежал непрошеный холодок. Он поспешил зажать большой палец в кулак, осторожно оглянувшись по сторонам, чтобы проверить, не заметил ли кто. Но никто на него не смотрел: Аскер присел в ногах королевского ложа и о чем-то беседовал с королем, а врачи, сбившись в плотный кружок, ядовито шептались, бросая хищные взгляды в сторону Аскера.

«И чего это я испугался? — пристыдил сам себя Сфалион. — Все это глупые солдатские басни, и не более того».

И вдруг у него в голове словно стало теснее. Над самым ухом раздалось тихое хихиканье, а потом дребезжащий, словно старушечий голос спросил: «Верите ли вы в Аскера?», и еще, после паузы: «Колдуны обожают подшучивать над непосвященными. Это у них вроде спорта».

У Сфалиона начали подгибаться колени, и ему пришлось схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть. До сих пор он считал свою голову единственным местом, куда не могут проникнуть посторонние, а теперь ему приходилось убеждаться в обратном. Комната поплыла у него перед глазами, и он, как во сне, вышел из нее, не заметив, в какой момент Аскер взял его под руку и вывел.

За дверью ему стало легче, и он услышал голос Аскера, словно сквозь толщу воды.

— Господин Сфалион, что с вами? Вы ужасно выглядите! — тормошил его за рукав тот, заглядывая ему в глаза.

— Нет, ничего… Со мной все в порядке, — пробормотал Сфалион. — Мне надо идти.

— Да, конечно, — кивнул Аскер. — Вам нужно отдохнуть с дороги. От усталости всякое бывает… Галлюцинации, например.

Сфалион рассеянно кивнул и пошел прочь. Но когда он уже собирался завернуть за угол, слова Аскера внезапно дошли до него. Он остановился и резко обернулся. Аскер все так же стоял, сложив руки на груди и глядя на него, но теперь Сфалиону показалось, что он улыбается.

Малиновое солнце садилось в розово-дымчатый закат. Воздух замер и повис над Паорелой, слегка подрагивая от тепла, поднимавшегося к небу от нагретых за день камней мостовой. Первая звезда загорелась на востоке, замигала в вечернем мареве, пронзая холодными лучами плотный воздух и подсматривая из своей заоблачной дали за миром земным.

Аскер заперся в одной из комнат своего дворца, где были повешены чрезвычайно плотные шторы. Эта комната сообщалась со спальней и предназначалась для медитаций. Аскер проводил в ней половину времени из тех шести часов, в течение которых, как считали слуги, он спал. Каждые сутки три часа Аскер отводил медитациям.

Проходя учебу у Кено, Аскер думал, что многочасовые ежедневные медитации, воспринимаемые им вначале как неизбежная необходимость, со временем станут раздражать его своей обязательностью, но произошло совсем не так. Входя в транс и концентрируясь на своем собственном «я», Аскер чувствовал, как оно постепенно разрастается и крепнет, делается прочнее и гибче, как тянет вверх за собой бренную материальную оболочку, проникая в иные сферы. Он ощущал, как играют в нем предвечные силы, постепенно сплетаясь в тугой клубок и замирая в нем, готовые развернуться и стремительно вылететь из тела сгустком энергии, подчиняясь воле своего господина. Аскер начинал получать от медитаций удовольствие, и это удовольствие становилось все сильнее по мере того, как сильнее становился он сам. Он чувствовал, что превращается в нечто большее, чем просто аврин, сидящий на ковре посреди комнаты с подобранными под себя ногами и сложенными ладонями, — он чувствовал себя повелителем вещей и душ.