Мария Капшина - О верности крыс

Кейя смотрела не на него, а в чашку, где тихо покачивался ароматный напиток. Боковым зрением она видела, что лицо Ченги вполне безмятежно, из всех эмоций на этом лице читалось только удовольствие от лёгкой беседы за хорошим чаем.

— Мой отец, — сказал он, — Загирш Ченга, считал иначе. Мы во многом с ним похожи, но не в этом: я бы своим спокойствием рисковать не стал ради сомнительной выгоды.

— А ол Ройоме?

Ченга помедлил немного, вежливо улыбаясь.

— Откуда простому банкиру знать настроения лорда тэрко, — сказал он.

— Мне показалось, вы с ним друзья, — заметила Кейя. Допила чай.

— Дружба лорда тэрко дорогого стоит, — сказал Ченга. — Трудно судить, могу ли я на неё претендовать.

— Дорогого стоит? — задумчиво сказала Кейя, трогая край чашки пальцами. — Дороже спокойствия?

Она посмотрела на Ченгу, дружелюбно и немного рассеянно; банкир встретил взгляд почти ровно, но Кейя видела это "почти" — и видела, что уже выиграла.

— Позволь, я долью тебе чаю, госпожа ол Тайджай.

Госпожа ол Тайджай позволила.

Пару часов спустя она ехала обратно к себе, полулёжа на каретном сиденье и глядя в щель между неплотно прикрытыми занавесками, как плавится небо, малиновое и пурпурное. День перед этим выдался сумрачный, но к вечеру со стороны моря подул сильный ветер, разогнал облака, и небо стало совершенно чистым. Настроение у Кейи было менее безоблачным. Ченга рассказал больше, чем она надеялась, но всё как-то не то, и по большей части бездоказательно. Мелкая контрабанда, утаивание части доходов — и части конфискованного с пиратских кораблей; немного таможенных нарушений… Ничего выдающегося и никакого серьёзного вреда интересам Империи. Кейя начала уже подозревать, что так и не найдёт здесь ничего страшнее взяток и привычки забивать все возможные вакансии многочисленной роднёй, но на всякий случай ещё раз намекнула, что неудовольствие Даз-нок-Раада может быть куда серьёзнее адмиральской поддержки. Ченга помялся, рассказал, как сложно выбирать между долгом дружбы и долгом верноподданного — Кейя разглядывала игру света на кирпичах, попивала чай и изредка кивала, — но потом всё же перешёл к делу. В узких кругах осведомлённых лиц ходили слухи, что часть переписки ол Ройоме минует адмиральскую канцелярию, а идёт напрямую в Торен, со специальными гонцами. И что гонцов этих с адмиральскими подорожными через северную границу переходит, быть может, несколько больше, чем того требуют нужды Империи.

Даты, когда проходила корреспонденция в Лаолий и обратно, у Кейи были, по сведеньям дворцового архива. Назавтра она послала человека на север, к пограничной заставе на единственной дороге из Рикола в Торен, а сама с парой сопровождающих направилась в порт, общаться с таможенниками и шуршать архивными бумагами уже там. Шуршание дало ожидаемый результат: списки не совпадали; лишние гонцы были немногочисленны, но были. Вечером прилетел голубь с сухопутной границы, и в тамошнем списке лишних гонцов оказалось несколько больше. Все лишние — с подорожной лично от ол Ройоме, печать подлинная, разве что про двоих лишних вспомнили, что угол печати был смазан немного…

Кейя с лёгкой неприязнью посмотрела на письмо, свернула и отложила. "Похоже, я всё же успею в столицу к началу весны", — думала часть Кейи, пока она складывала письма и архивные выписки по порядку. Другая часть в это же время беспокойно ворочалась: что-то не так. Что-то не так…

Она продолжала ворочаться и после того, как Кейя вышла из таможенного управления, и пошла домой пешком: сидеть в креслах и в карете ей смертельно надоело, и нужно было проветрить голову. Может, удастся по дороге понять, что, собственно, не так.

Возможно, конечно, всё так, просто голова в который уж раз несанкционированно думала о Тедовередже. Стравливать между собой потенциальных противников Дазарана — как раз в его духе, а Империя сейчас подходит на роль самого вероятного врага Дазарана как никогда. А в контексте этой версии глупо полагать ол Ройоме непричастным: и в свете их давней с Тедовереджем дружбы, и просто по здравому смыслу — едва ли Тедовереджу удалось бы активно общаться с теми же пиратами у него под носом и незаметно от него. Не слепой же имперский наместник, в самом деле. Гораздо разумней предположить, что он не так уж лоялен власти, и если сам не способствовал другу, то, по крайней мере, закрывал глаза на его деятельность. Возможно, дружбу подкрепляло и что-то более материальное, в золоте, например. Арест Утаренола, опять же, ол Ройоме совершенно не отрицает, хотя и признаёт, что это уж никак не улучшило имперско-лаолийских отношений. Если уж начинать рыть, то закопаться можно глубоко, вспомнить ещё и давнюю историю с полусумасшедшим смутьяном-проповедником, который подстрекал против императрицы и которого ол Ройоме всё медлил схватить. Не достаточно ли поводов усомниться в лояльности наместника?

А если рыть в другую сторону — как Ченга мог отплатить за помощь против нок Аджаев? Учитывая мстительность кадарского рода и то, что ол Ройоме подставился лично, и явно превысил полномочия, плата даже с дружеской скидкой должна была быть весьма высока. И вряд ли деньгами — скорей, информацией, вопреки всем заверениям лиса о нелюбви к этому товару. Когда ол Ройоме только пришёл на службу, он довольно активно искал информацию о кхади; с чего Кошка взяла, что со временем он оставил это занятие? Может, просто стал лучше скрываться или нашёл существенные доказательства?

Лишних гонцов вкупе со словами Ченги может вполне хватить для ареста — для снятия с должности уж точно. Можно бы остаться ещё немного, идеальным доказательством была бы перехваченная почта — но не совсем же дурак ол Ройоме, не станет же он сейчас кого-то отправлять…

— Дядь, продай булку!

Голос был детский, но какой-то надтреснутый и звучал не просяще или весело, а почти зло. Кейя обернулась. Не так далеко, шагах в пятнадцати, рядом с лоточником стоял мальчишка лет девяти и протягивал монету на раскрытой ладони. Монета выглядела золотой; золотые ншассеты сложно спутать даже при взгляде мельком: шестиугольные и с отверстием в центре, монеты из южной Занги расходились по всем морям, от Торена до Зегере. Лоточник взял монету, сунул в рот и задумчиво прикусил, глядя в редкие облака над крышей напротив. Сплюнул.

— Фальшивая!

— И ничего не фальшивая, — огрызнулся мальчишка. На мальчишке была неопределённого цвета линялая рубашка, рваные снизу штаны, подвязанные бумажной верёвкой, и что-то бесформенное, что в прошлой жизни могло быть жилетом вроде тех, что носят в горной Занге.

— Да где б ты её взял, золотую, — рассудительно сказал лоточник, разглядывая монету.