Мария Капшина - О верности крыс

Они с детства твёрдо знали, что близнецы — это один человек в двух телах, и если одно тело умрёт, то и второе умрёт тут же.

Лишь стоя перед погребальным костром брата Кейя с ужасом поняла, что это неправда.

Сколько-то времени после — она ещё не верила до конца, что останется жить. Спала, ела, гуляла, работала по привычке, съездила поклониться в беверский храм времени, заканчивала дела и старалась не начинать новых. Ждала.

Вслед за Нейехом ушла одна полная луна, потом вторая, потом умер год, и на восьмой день с его смерти родился новый. С неба огромными хлопьями валил снег, засыпая неделю костров, Кейя бродила по чёрной, мокрой, глянцевой мостовой, пропитывалась насквозь подмёрзшей сыростью, не зная куда идти, что делать и за кого хвататься, и ей было всё равно. В одиночестве было что-то нездоровое, противоестественное, её мутило при мысли о том, что теперь так будет всегда.

К концу второй луны Кейя поняла, что начинает к этому привыкать, как можно привыкнуть к жизни без ног или к слепоте. Ещё порог назад она бы ни за что в это не поверила.

Их всегда было двое, все остальные обитали отдельно, по другую сторону пропасти, говорили на другом языке. Всё остальное было где-то поодаль, даже самое важное. Первый хозяин говорил, что они родились сросшиеся, правым плечом к левому, и потому убили мать, выходя, а отец хотел утопить их, но проезжий торговец предложил взамен хорошую цену. Может, врал хозяин, а может, и правда — у Кейи на правом плече, а у Нейеха на левом были два одинаковых шрама, как длинное клеймо. Со временем шрам уменьшался — или руки росли… Правда или нет — Кейе было всё равно, она не помнила отца, у неё был брат, который тоже не помнил, которому тоже было всё равно и у которого была она. Им было лет восемь, когда хозяин вздумал их продать, по отдельности, и они сбежали.

Близнецы уже знали к тому времени, что никто не любит, когда они говорят о себе "я", а не "мы", но решительно не понимали, почему.

Почти сразу они прибились к артистам под командой Шавера, и пошли сменяться городские площади и сельские ярмарки, и богатые дома, куда их звали в Порог Полудня или на День урожая, или в День талого снега. Разбитые дороги, прокопчённые одеяла, разные говоры и разные деньги, и рассказы про демонов безлунными ночами, и много учёбы и работы, и мало еды — меньше, чем у старого хозяина. Они жонглировали ножами в четыре руки, и все считали это делом непомерной сложности, хотя поодиночке жонглировать сложней: тогда же у тебя всего две руки, не четыре…

У Шавера они научились говорить о себе "мы", хотя по-прежнему считали это глупостью.

Потом очередная голая полоса затянулась слишком уж надолго, и близнецы сбежали опять, и случайно наткнулись на Кошку. Из всех кхади Кейя только с ней и сошлась более-менее близко; Теотта — слишком чокнутая, Лайя и Тисса — слишком простые, а остальные — заметно младше. В двенадцать, в шестнадцать трёхлетняя разница в возрасте ощущается совсем иначе, чем в тридцать; возню с младшими Кейя любила, но всерьёз никогда не воспринимала. Она понимала Нейеха, который вовсе не давал себе труда общаться с кем-то, кроме сестры, но сама общаться любила. И не видела ничего странного в том, что одному человеку в двух телах нравится разное. Нейех в этом человеке всегда был мозгами, Кейя была лицом и голосом. И в кхади, и позже, как графиня ол Тайджай. Разделение функций не мешало быть одним человеком и думать о себе "я", а не "мы", даже привыкнув уже это "мы" говорить.

Среди подводников они не особо привлекали взгляды, в мутной воде Эрлони водились и куда более эксцентричные рыбы. После ол Тайджай тоже не лезли в центр внимания, их игра обычно велась не на сцене, а за, всё больше под Кошкиным руководством в "пятой канцелярии", которая официально не существовала, а потому не располагала к известности. Изредка, всё же, ол Тайджай в свете появлялись, и потому свет имел о них мнение. Свет эксцентричность одобрял только в окультуренных, веками проверенных формах, а близнецов ол Тайджай не одобрял и опасался. Часть слухов и опасений были удобны: так, за манеру общаться обрывками фраз или взглядами их многие полагали магами, умеющими читать мысли, и потому избегали им врать. Были слухи и куда более странные и бесполезные. Например, упорно курсирующие слухи о чрезмерной родственной любви ол Тайджай, в подтверждение которых приводили, например, тот факт, что никто из них семьёй не обзавёлся и обзаводиться не собирался. Самым замечательным Кейя находила слух о том, что ол Тайджай на самом деле — одно лицо, оборотень, принимающий то женский, то мужской облик.

С того времени, когда ол Тайджай действительно стало не два лица, а одно, шутка перестала казаться смешной.

В другой ситуации, в отсутствие брата она пошла бы жаловаться Кошке, но на этот раз Кошка не имела права утешать. Это был агент её Тедовереджа — о чём близнецы знали; и была засада на близнецов — о чём они знали; с арбалетчиками — о чём они не знали; и зангский болт с узким наконечником и замызганным кожаным оперением прошёл сквозь кольчугу, между лопаток, чуть ли не на всю длину.

Карета подскочила на ходу, Кейю бросило в сторону, на стенку, и застёжка на боку узкой фиверской куртки намертво застряла в бархатной обивке. Кейя помянула хала и едва успела отцепиться до того времени, как карета остановилась: приехали.

С прошлой их встречи ол Ройоме заметно раздался вширь, посолиднел, но лицо оставалось живым по-прежнему. Либо ол Ройоме был гениальным актёром, либо Кейя ничего не понимала в людях, либо в измене его подозревать действительно не стоило. Скрывать свои мысли он при нужде умел, но редко такую нужду видел. О приезде кого-то из пятой канцелярии его, разумеется, не предупредили, но нервничать по этому поводу адмирал не собирался, принял ол Тайджай приветливо, распорядился подготовить жильё… В светских выражениях, но, кажется, искренне посочувствовал смерти Нейеха.

Сидя вечером уже в отведённых ей комнатах, Кейя глядела в каминный огонь и составляла планы на завтра, а где-то в дальнем углу головы рассеянно думалось о том, что это совершенно неправильно и неразумно — приезжать на место с готовой теорией и подгонять под неё доказательства. Самоубеждение не помогало, Кейя не могла даже сказать наверняка, действительно ли она верит ол Ройоме — или просто не думает о деле, а ловит призраков в зеркалах.

Призраков и лица из прошлого подсовывали не только зеркала, реальность тоже. Реальность застала Кейю врасплох на следующее утро в кабинете лорда тэрко, когда ей представили Треноя Ченгу, банкира. Лицо из прошлого было холёным, круглым и слегка напудренным, и переменилось за последние два десятка лет куда меньше, чем можно было ожидать. Приёмный сын Лиса Загри всегда себя холил и лелеял; быть может, эта привычка сказывалась, и привычка не жалеть на это средств. Память на лица, по-видимому, сохранилась не хуже, но обмен положенными при знакомстве любезностями это ничуть не замедлило.