Мария Капшина - О верности крыс

Аст обернулся, и почти одновременно Птица его окликнула:

— Астаре! Постой!

Аст остановился — не удирать же галопом, в самом деле. Хотя хотелось.

Птица, подъехав, спрыгнула и остановилась, держа руку на холке своей лошади и глядя на Аста в упор. То ли сердито, то ли иначе как-то, Аст не мог разобрать в сумерках. Свист переступил на месте, явно не прочь подойти и познакомиться с незнакомой лошадкой. Птица стояла молча и только смотрела — с седла смотреть на неё вниз было как-то неудобно, и Аст спешился тоже.

— Как это вообще понимать? — внезапно спросила Птица.

Аст вздрогнул и посмотрел ей в лицо. Она глядела не столько сердито, сколько обиженно, и злостью эту обиду пыталась прятать. Получалось бездарно.

— Ты что, так дальше и будешь прятаться и делать вид, что мы вообще не знакомы?

— А мы знакомы? — сказал Аст раньше, чем успел подумать. — Откуда у меня такие знакомства, госпожа о-Кайле?

Птица дёрнулась, сжимая руку в конской гриве.

— Я тебе сейчас лицо разобью, — сказала она. — Ну, по крайней мере, попробую. Госпожой о-Кайле меня называет только кьол Каехо и только при сильных мигренях, ясно?

Аст почти рассмеялся. Успел спохватиться и решил быть разумным и убедительным.

— Птиц… Ну, ты же сама прекрасно понимаешь, что такая… дружба добром не кончится. Тебе по шапке прилетит за то, что с кем не надо общаешься. Мне тем более.

— От кого прилетит? — фыркнула Тидзо. Легонько похлопала лошадку по шее, подошла к высокому порогу перед чьей-то заколоченной дверью. Подобрала с порога какой-то сухой прутик и села, вертя его в пальцах и глядя вниз. — От кьол Каехо? От неё даже каагским слугам прилететь не может, она там как фамильное привидение: атрибут необходимый, но бессмысленный. Хриссэ вечно на всё плевать, а мои давно знают, что я для приличного общества потеряна.

— Я думаю, ты врёшь, — тихо сказал Аст, подходя и становясь рядом.

Птица скривилась, отламывая часть прутика.

— Вру. Ну и что? Я на тебя зла, как хал, что ты взял и ушёл, как будто так и надо!

— А как надо? — возмутился Аст. — Вообще не надо было врать, что вы из простых, и никаких этих сложностей вообще не было бы!

— А ты, значит, хотел бы, чтоб не было? — спросила Птица, всё так же не поднимая головы.

— Я хочу, чтоб всё это не закончилось скандалом и судом! — вспылил Астаре. — Или ты считаешь, что есть другие варианты?

Птица молчала, только крутила в руках ветку. Ветка потрескивала, от особо нервных движений с неё сыпалась старая сухая кора. Аст уже собирался окликнуть Птицу, уверившись, что отвечать она не собирается, когда она заговорила, по-прежнему вертя в руках ветку и глядя не на Аста, а на неё.

— Кьол Каехо считает дерьмом всех без разбора, так что её мнение можно не учитывать. Хега молчит, но я знаю, он считает, что мы бы всё равно рано или поздно разругались бы, потому что, — она скривилась, — "как звери разной породы не живут вместе, так и дворяне с простыми". Мой отец считает, что меня уже года два как надо было выгодно выдать замуж, и огорчён, что моими дикарскими манерами приличную публику можно только пугать, а не очаровывать. Вен считает, что он обязан с тобой согласиться… только ничего у него не получается, всё равно он Атке как таскал книги из библиотеки, так и таскает. Мама на словах предпочитает, чтоб я общалась с дворянами, а на деле сама на родовитость никогда в жизни не смотрит. Хриссэ считает…

Аст не выдержал.

— Ты сама как считаешь?…да брось ты эту ветку!

Ветку он отобрал, а руку отнять не успел, Птица перехватила. Аст поднял голову — Птица смотрела на него в упор сердито и упрямо.

— А я считаю, что ты идиот! — отрезала она. Аст удивлённо моргнул… Птица фыркнула сердито, потом неловко положила обе руки Асту на плечи и наклонилась вплотную, лбом ко лбу. — Идиотище целое, — негромко сказала она.

— Птиц… — беспомощно сказал Аст. — Но это же неправильно… — Руки его в это время уже обнимали Птицу в ответ, игнорируя затихающий голос разума. — Всё равно же ничего из этого не получится…

— Ну и что? — сердито оборвала его Птица. Потом закрыла глаза на миг, прежде чем тихо продолжить. — Поцелуй меня. Пожалуйста.

Кейя, графиня ол Тайджай

2292 год, конец 2 луны Ппн, 2292

Рикола

В последнее время в Раад стали чаще приходить не самые приятные новости из Рикола и окрестностей. То лаолийские корабли пропадают в море в спокойную погоду, то где-нибудь в порту драки масштабом на полгорода и с явственным этническим подтекстом, то корабли какого-нибудь Утаренола арестовывают, вместе со всеми товарами, а этот Утаренол по матери родня лаолийскому королю… Прямых доказательств против ол Ройоме не было — не считать же доказательством государственной измены продвижение на посты многочисленных родственников и любовь к получению подарков. Но ситуация допускала только два объяснения: либо он сознательно накаляет отношения с Лаолием, либо плохо справляется со своими обязанностями — и ни один из вариантов не говорил в его пользу.

Кучер за тонкой стенкой впереди подхлестнул лошадей, карета гладко взлетела на мост и покатилась вниз.

Дороги в герцогстве хорошие, это Кейя успела оценить ещё пару дней назад. На свои нужды Реда денег не жалела, и по государственным делам экипажи летали чуть ли не с птичьей скоростью, покрывая, со сменой лошадей, тагалов по двадцать за день. Даже на самом востоке Рикола, где имперский тракт проходил по узкой долине между двух крутых отрогов, осыпистые склоны были укреплены тёсаным камнем, если где и сыпался мусор или сходил оползень, расчищали немедленно, и тракт всегда оставался прямым и гладким, даже зимой, когда меньшие, немощёные дороги раскисали в непролазную грязь. Зима здесь была та же, что в центральной Империи: гнилая, с едва намеченными морозами, с крупным мокрым снегом, сырая и слякотная. Кейя крайне не любила дороги сквозь эту зиму; чуть ли не больше не любила, чем арнакийскую весну, когда, по пословице, по тамошним полям проще плыть, чем идти.

Впрочем, в последнее время Кейю раздражали едва ли не все дороги, гладкие тракты Рикола в том числе. У встречных городов не было ни смысла, ни памяти, только поганая манера притворяться, что брат где-то здесь же, вот-вот нагонит за воротами, или войдёт в комнату. Хуже дорог были только зеркала. Особенно — маленькие, дешёвые, мутные. Они врали, они показывали Нейеха, или обоих, по привычке, и как раз тогда, когда Кейя нечаянно искала его глазами, в тысячный раз забыв, что не найдёт.

Они с детства твёрдо знали, что близнецы — это один человек в двух телах, и если одно тело умрёт, то и второе умрёт тут же.