Стивен Эриксон - Дом Цепей

— Это, — выдохнул Геборик, — настоящий вызов, милая.

— И потому ты мне нужен, Руки Духа. Мне нужна твоя тайна…

— О Л'орике я не скажу ничего…

— Не эта тайна, старик. Нет, нужный секрет в твоих руках.

Он вздрогнул. — Руках?

— Нефритовый гигант, которого ты коснулся — он побеждает отатарал. Разрушает его. Я должна узнать, как. Мне нужен ответ отатаралу, Геборик.

— Но Куральд Эмурланн — Старший, Ша'ик. Меч Адъюнкта…

— Лишит меня преимущества, которое есть Верховные Маги. Думай! Она знает, что не сможет нейтрализовать Вихрь мечом… и потому даже пытаться не будет! Нет, она бросит вызов моим магам. Удалит их с боля битвы, попытается изолировать меня…

— Если она не победит Вихрь, какая разница?

— Потому что и Вихрь не сможет победить ее!

Геборик молчал. О таком он не слышал… но, по скором раздумье, начал находить в этом смысл. Куральд Эмурланн может быть старшим, но он расщеплен. Ослаблен, пронизан Рашаном — садком, уязвимым для действия отатарала. Силы меча Адъюнкта и богини Вихря могут взаимно нейтрализовать одна другую. Оставив итог битвы в руках армий. И тогда отатарал пробьет защиту Верховных Магов. «Предоставив всё Корболо Дому. Этот человек знает, у него свои амбиции. Боги, девочка, что за неразбериха!» — Увы, Избранная, — пробормотал он, — я не смогу помочь, потому что не знаю, почему отатарал во мне слабеет. Скажу лишь предостережение. Силой нефритового великана нельзя манипулировать. Ни мне, ни тебе. Если богиня Вихря попытается его захватить, ей грозит не поражение, а уничтожение.

— Значит, нужно искать знание, не упуская любой возможности.

— И как, во имя Худа, ты намерена это делать?

— Я хотела бы услышать советы от тебя, Геборик.

— Меня? Тогда мы обречены. Я не имею власти над чуждой силой. Я совсем ее не понимаю!

— Возможно, лишь сейчас, — ответила она с устрашающей уверенностью в голосе. — Но ты приближаешься, Геборик. Каждый раз, когда пьешь чай дхен» бара.

Чай? «Тот, что ты давала как спасение от кошмаров? Ша'ик Старшая знала все тайны пустыни, говорила ты. Я считал это даром сочувствия. Даром…» Он ощутил, как крушится что-то в душе. «Крепость в пустыне сердца — я должен был понимать, что она будет крепостью из песка».

Он отвернулся, чувствуя онемение под слоями и слоями слепоты. Глухой к внешнему миру, к словам Ша'ик, к грубости солнца над головой.

Остаться?

Он ощутил, что не может идти.

«Цепи. Ты сделала для меня дом из цепей…»

Фелисин Младшая подошла к краю ямы, заглянула. Солнце покинуло пол, оставив внизу лишь тьму. Не было и отблесков очага — ясно, что жилище Леомена никто не занял.

Шорох неподалеку заставил ее развернуться. Из-за стены выполз бывший рабовладелец Тоблакая: сожженная солнцем кожа покрыта запекшимся калом и пылью, из культей на месте рук и ног сочится желтая мутная жидкость. Первые признаки проказы осквернили раздувшиеся суставы. Покрасневшие глаза уставились на Фелисин, мужчина улыбнулся, показав черные зубы. — Ах, дитя. Узри меня, скромного слугу. Воин Маттока…

— Что ты знаешь? — воскликнула она.

Улыбка стала шире: — Я несу слово. Узри скромного слугу. Я скромно служу всем. Я потерял имя, знаешь? Я его знал, но оно сбежало. Из ума. Но я делаю то, что велят. Несу слово. Воин Маттока. Он не может встретить тебя здесь. Нельзя, чтобы его видели. Поняла? Там, за площадью, в провале руин. Он ждет.

Что ж, подумала она, секретность имеет смысл. Бегство из лагеря должно быть тайным, хотя в первую очередь надо бы позаботиться о Геборике. А он ушел в палатку дни назад и никого не пускает. И все же забота Маттока приятна.

Хотя она не знала, что рабовладелец Тоблакая стал частью заговора. — Провалившийся храм?

— Да, там. Узри меня, скромного слугу. Иди. Он ждет.

Она пересекла мощеную крупными плитами площадь. Сотни отверженных поселились здесь, под навесами из пальмовых листьев, не пытаясь навести порядок — пространство воняло мочой и калом, между камнями текли потоки грязи. Надсадный кашель, слабые мольбы и благословения сопровождали ее на пути к руинам.

От храма сохранился фундамент высотой по бедро; крутая лестница вела на подземный уровень. Солнце стояло достаточно низко, и всё внизу поглотила темнота.

Фелисин замерла наверху лестницы, вглядываясь вниз, пытаясь пронизать взором сумрак. — Ты там? — позвала она.

Тихий звук из дальнего угла. Намек на движение.

Она спустилась.

Песчаный пол еще теплый. Она двинулась дальше, выставив вперед руки.

Всего десять шагов от стены — и она смогла его различить. Сидит спиной. Слабый блеск шлема, на торсе пластинчатый доспех.

— Нужно было ждать ночи, — сказала, приблизившись, Фелисин. — Потом зайти в палатку за Руками Духа. Время пришло, он больше не может прятаться. Как тебя звать?

Ответа не было.

Нечто черное и удушающее заткнуло рот. Ее подняли над землей. Чернота плавала вокруг змеями, сдавливая руки, связывая дергающиеся ноги. Еще миг, и она неподвижно повисла над песчаным полом.

Искривленный палец погладил щеку, ее глаза широко раскрылись, ибо над ухом раздался шепот: — Сладчайшее дитя. Увы, воин Маттока недавно ощутил заботу Рашана. Теперь здесь только я, смиренный Бидитал. Привет тебе. Я пришел испить все удовольствия из твоего чудного тела, оставив лишь горечь, лишь мертвечину. Это необходимо, пойми. — Морщинистые руки гладили шлепали, щипали и тискали ее. — Я не извлекаю извращенных удовольствий из того, что должен делать. Дети Вихря должны обнажиться, дитя, чтобы стать идеальными отражениями богини — о, ты ведь не знала, да? Богиня не может творить. Только разрушать. Вот источник ее злости, нет сомнений. Так должно быть и с детьми ее. Мой долг. Моя задача. Тебе остается лишь сдаться.

Сдаться. Уже давно она сдалась, открыв всем то, что было внутри. Уже давно она позволила тьме пожрать то, что внутри. Годы назад. Она не понимала величины потерь, ибо знала в жизни лишь нищету, голод и насилие.

Но всё изменилось. Под крылом защитницы — Ша'ик она поняла, что означает личное достоинство.

Именно его и решился разрушить Бидитал.

Лежа наверху лестницы, тварь, некогда бывшая рабовладельцем с Генабакиса, улыбалась словам Бидитала. Улыбка стала шире, когда раздались жалобные крики.

Любимое дитя Карсы Орлонга в лапах старого извращенца. Того, что он сотворит, уже не отменить.

Старый безумец не скупился на посулы. Не только возвращение рук и ног, но возможность мести Теблору. Он снова найдет свое имя. Он знал: это возможно. И тогда пропадет смущение, часы слепого ужаса не будут накатывать на него, прекратятся побои от рук площадной толпы. Куда им, ведь он станет хозяином.