Стивен Эриксон - Дом Цепей

— Ты не поможешь?

— Я так не сказала.

Он ждал.

Она не вынимали руки из-под глади пруда, не поднимала глаз. — Потребуется время, — промурлыкала она. — Нынешнюю… уязвимость… придется потерпеть. Я имею кое-кого в виду, но возможность остается отдаленной. И не думаю, что мой выбор тебя порадует. А пока…

— Что?

Она пожала плечами: — Будем надеяться, что заинтересованные сущности будут вовремя отвлечены.

Он увидел, как внезапно изменилось выражение ее лица. Она заговорила резким тоном: — Вернись в свой мир, Л'орик. Замкнут иной круг — ужасно замкнут. — Она вынула руку из воды.

Л'орик задохнулся.

Рука была покрыта кровью.

Глаза резко открылись. Он вновь на коленях в своем шатре. Наступила ночь, звуки снаружи стали тихими, мирными — город усаживается за ужин. Но он знал: произошло нечто страшное. Он замер, посылая чувства вовне. Его власть — так ослабленная, такая хрупкая… — Боги подлые! — шепнул он. Круговорот насилия, излучающий боль узел — маленькая фигурка ползет, извиваясь, ее одежды в крови… крадется сквозь тьму…

Л'орик вскочил на ноги. Голова кружилась от тоски.

Он уже был снаружи, он бежал.

Л'орик нашел ее след, мокрую полосу среди пыли и песка за руинами, в окаменелом лесу. Она ползет, понял он инстинктивно, к сделанной Тоблакаем священной поляне.

Но там не найти убежища. Очередное капище ложных богов. А Тоблакай ушел, чтобы скрестить клинки с судьбой.

Но она лишилась здравого рассудка. Она лишь боль, стреляющая вовне, разжигающая инстинкт бегства. Она ползет, как всякая умирающая тварь.

Он увидел ее на краю прогалины, крошечную, изодранную, мучительно передвигающуюся вперед.

Л'орик подошел, положил ладонь на затылок, в потные волосы. Она отпрянула с визгом, вцепившись ногтями в руку. — Фелисин! Его нет! Это я, Л'орик. Со мной ты в безопасности. Теперь…

Но она попыталась сбежать.

— Я призову Ша'ик…

— Нет, — завизжала она, сжавшись на песке. — Нет! Он ей нужен! Еще нужен! — Слова слетали с разбитых губ смазанными, но все же понятными.

Л'орик опустился на колени, пораженный немым ужасом. Значит, не просто раненая зверушка. Разум достаточно ясный, чтобы взвешивать, рассчитывать, отстраняться… — Она узнает, милая — тут ничего не поделаешь.

— Нет! Нет, если ты поможешь. Помоги, Л'орик. Только ты, даже не Геборик! Он захочет убить Бидитала, а этого нельзя!

— Геборик? Я сам хочу убить Бидитала!

— Ты не должен. Не надо. У него сила…

Он заметил, что это слово вызвало в ней спазм.

Л'орик колебался. — У меня есть целебные мази, эликсиры… но тебе придется прятаться несколько дней.

— Здесь, в храме Тоблакая. Здесь, Л'орик.

— Я принесу воды. И палатку.

— Да!

Пылавший в нем гнев сжался в раскаленное добела ядро. Он пытался контролировать его, взывая к разуму, но мешали сомнения, что это правильно. Произошло… чудовищное. Должен быть ответ. Придется найти ответ.

«Но самое чудовищное», вдруг подумал он с содроганием, «что все мы знали о риске. Знали, что он хочет ее. И ничего не делали».

Геборик неподвижно лежал в темноте. Он ощущал, будто хочет есть, пить — но очень отстраненно. Чай дхен» бара в такой дозе помогает забыть о нуждах внешнего мира. Он это уже понял.

Разум плавал в бурлящем море, и плавание длилось целую вечность. Он ждал, всё ещё ждал. Ша'ик желает знать истину. Она её узнает. Тогда он покончит со всем, уйдет от неё.

Наверное, покончит и с жизнью.

И быть по сему. Он прожил гораздо больше, чем рассчитывал, и дополнительные недели и месяцы оказались не стоящими усилий. Он приговорил к смерти своего бога, и теперь, когда он вылезет из плоти и костей, Фенер не встретит его на пороге. Похоже, и Худа ему не встретить…

Вряд ли его пробудила именно эта мысль — он выпил гораздо больше чая, чем осмеливался раньше, он пил его обжигающе-горячим, когда действие наиболее выражено. И вот он плывет в темном море, кожу гладит теплая жидкость, покрывая руки и ноги, брызгая в лицо.

Нефритовый гигант ждет, ждет его душу и то, что осталось от смертной плоти. Давно уже лишился он дара сверхъестественных видений; тайны, проходившие лишь перед его очами — тайны истории, древности — давно уже пропали. Он стар. Он слеп.

Воды сомкнулись над лицом.

Он почувствовал, что тонет — тонет в море звезд, кружащих во тьме, но необычайно ярких и резких. Где-то в неизмеримой дали виднелись более темные сферы, сгрудившиеся у блистающих звезд. Понимание ударило словно молот. Звезды подобны Солнцу. Каждая звезда. Любая звезда. А эти сферы — миры, королевства, каждое новое, но идентичное другим.

Бездна вовсе не так пуста, как он привык считать. Но… где же обитают боги? Эти миры — садки? Или садки — просто проходы, их соединяющие?

В поле его зрения появился новый объект. Он приближался. Мерцающий, мутно-зеленый, плотный и странно искривленный. Тело, будто пойманное в момент изгибания. Обнаженное, крутящееся вокруг самого себя… звездный свет проносится по лицу, как капли дождя.

За ним другое, сломанное — нога и рука отрезаны, но сопровождают его в тихом, покорном полете сквозь пустоту.

И еще одно.

Первый гигант пролетел, кувыркаясь, мимо Геборика; ему почудилось, будто можно протянуть руку и провести по гладкой поверхности — но он понимал, что в действительности фигура находится очень далеко. Показалось лицо — слишком совершенное для человека; глаза открыты, выражение малопонятное, хотя Геборик подумал, что оно означает покорность судьбе.

Теперь их были десятки. Все появлялись из одной точки в чернильных глубинах. У каждого своя поза. Некоторые разрушены, представляют собой лишь груды обломков; некоторые совсем целы. Армия, выплывающая из черноты.

Но безоружная. Тела нагие, лишенные признаков пола. Совершенство черт — пропорции, идеальные лица — подсказывало бывшему жрецу, что эти гиганты никогда не были живыми. Они конструкции, статуи, хотя ни одна не походит на другую.

Он озадаченно следил за их полетом. Потом ему пришло в голову, что можно повернуться и поглядеть, не пропадают ли они в другой неизмеримо далекой точке, не лежит ли он на берегу нефритовой реки.

Движение не потребовало усилий.

Он развернулся кругом, увидел…

… и закричал.

Крик не породил звука.

Громадная — невообразимо громадная — окаймленная красным рана протянулась через черноту; по краям вырывались языки пламени. Сквозь рану проносились щупальца ураганов хаоса.

Гиганты спускались в ее пасть. Один за другим. Чтобы исчезнуть. Понимание озарило разум.