Мария Капшина - О верности крыс

После падения зангского Вернаца часть неприкаянных арнцев ушла к западу, на имперское теперь побережье, искать там новой удачи взамен изношенной старой. Большая часть осталась, не веря, что дальнее счастье верней ближнего. Пастбища, производство шерсти и доходы крупного дворянства и городов росли. Число неприкаянных и недовольных тоже росло, но тут началась война с Кадаром, и недовольных бросили туда. Мелкое безземельное дворянство было счастливо — что им ещё и делать, как не воевать? Разве что грабить по дорогам, но так ни титулов, ни чести не добудешь, да и сложно стало грабить, когда его светлости первому советнику ол Нюрио поручили наладить безопасные пути сообщения между основными регионами страны. Его светлость в компромиссы не верил, намёков не слышал, взяток не брал, входить в чужое положение не желал и отдыхать не считал нужным. Традиционный мелкодворянский промысел потому зачах, и войну безземельные рыцари встретили с восторгом.

Нищие и полунищие арнцы ей были рады меньше, но в войну им, по крайней мере, дали работу. Грязную и трудную, но разве простолюдин когда жил чисто и легко?

Кадарская война позволила сбросить напряжение на юг. Но война окончилась; к тому же, столица сместилась в Раад, большое начальство оказалось далеко, и возмущаться потому стало, кажется, безопасней. Сам Кирой сделал, в некотором смысле, сущую малость. У дазаранского посла была неплохая агентурная сеть. Когда в центральных регионах снова начало расти напряжение, в подставленные уши упали несколько намёков, и слухи поползли сами, тем более, что намёки были совершенно правдивы: мысль переделывать поля под пастбища когда-то подала именно Реда. Правду говорить легко и приятно…

Кого-то из агентов Тедовереджа ликвидировала имперская тайная полиция, предварительно расспросив. Кир не беспокоился. Ни через кого из тех агентов выйти на него было невозможно. Кошка знала, разумеется, на кого именно ей не удалось выйти, но доказать ничего не могла. Если бы она нашла какие-то доказательства, Киру пришлось бы пойти на очень серьёзные уступки под угрозой огласки. В Зегере его действия не одобрили бы. В Зегере его действия сочли бы провокацией и подстреканием к войне между Империей и Дазараном, потому Кир тщательно следил за отсутствием доказательств. На настроения же в Империи ликвидация агентов не повлияла — слухи были уже запущены и в особой подпитке не нуждались. На руку Киру играло слишком многое.

С покорением Кадара страна стала слишком большой. Когда из столицы до окраины даже птичья почта идёт пол-луны, не говоря уж о переброске армий… Это здорово осложняет жизнь. Кроме того, после кадарской войны императрица не собиралась останавливаться. Её беспокоил Лаолий, где тихо, но упорно повторяли слухи о выжившем ол Истаилле. Её увлекла легенда об Алироне, стране бессмертных за северо-восточными горами. Кажется, императрице хотелось проверить, верно ли бессмертные бессмертны. Тем временем в Рааде необъяснимо и вроде бы безосновательно, но единодушно считали главным потенциальным противником Дазаран. Люди жили в смутном предощущеньи новой войны, хоть и расходились во мнениях о противнике. В одном сходились все: вокруг враги, только и ждущие, что Империя даст слабину. Вот отношение к грядущей войне снова разнилось, но сторонников мира было больше. В сторонниках войны было всё то же нищее дворянство; кадарские наёмники да разночинные ультрапатриоты. Крупное же дворянство не хотело рисковать новыми торговыми прибылями, и в этом неожиданно совпало во взглядах с купеческо-ремесленными верхами. Если при Нактирре от купцов, банкиров и цеховиков было много шума о правах и привилегиях, то при Реде они поутихли. Кто-то продолжал бубнить всё то же, но большинство видело, что хоть привилегий не дают, но дают делать деньги; и потому времени на бубнёж не тратило. Когда же впереди замаячила новая война, настроения в этих кругах снова переменились, и не в пользу Реды.

— Пап, можно тебя на минутку?

Тедовередж отвернулся от пустого и неподвижного зимнего сада, чтобы сказать "не сейчас", но Тидзо перебила его резким жестом:

— Да-да, не сейчас, ты занят судьбами мира, а я всегда невовремя. Что ты знаешь о маминой родне?

— У твоей матери нет родни.

— Вот именно. Почему?

— Ты знаешь про мор.

— Знаю, — брезгливо скривилась Тидзо. — И знаю, что он был за два порога до её рождения. Откуда она на самом деле?

Тидзо напряжённо смотрела исподлобья. Переступила, засунула большие пальцы рук за пояс, переступила опять. Явно заранее уверена, что ответа не получит.

— Спроси у своей матери.

— Она тоже будет молчать или врать, так что я хочу услышать обе версии.

— Почему ты думаешь, что я могу тебе что-то сказать?

Тидзо отвела глаза, опять неуверенно переступила, потом выпалила:

— Я видела письмо.

Это было неожиданно — Тедовередж, впрочем, знал, что удивления дочь заметить не могла. Она тем временем быстро продолжала:

— Тебе писала какая-то женщина по имени Нёна, угрожая рассказать о прошлом мамы. Что она тебе рассказала?

(Отёкшее лицо, старая, некрасивая женщина с нервными глазами и жалобным голосом. Кирой предусмотрительно отправился на разговор без лишних свидетелей, и потом благодарил Единого за свою предусмотрительность. Слишком скандальная информация, малополезная в игре против Мише именно потому, что скандалом в случае чего накроет всех, и слишком опасная, чтобы отпускать живой неудачливую шантажистку.)

— Я не согласился с ней встретиться.

— Если ты мне не ответишь, — угрюмо начала Тидзо, — я расскажу маме о письме.

Из чего следует, что это единственный её козырь, — рассеянно подумал Тедовередж, глядя вдоль галереи. Галерея была обшита лакированным деревом — полностью, стены, потолок, пол. Доски на полу были гладкие, без резьбы, отполированные до зеркального блеска, и в глянцевой каштановой поверхности мягкими мазками лежал свет масляных ламп, свисающих с потолочных балок. Тидзо злилась и нервничала, пыталась понять, о чём он думает, не могла, и оттого нервничала и злилась сильней.

— Спроси у своей матери, — сказал Тедовередж. Тидзо вскинула голову со злыми чёрными глазами на остроносом лице — Кирой в очередной раз подумал, что на мать она совершенно не похожа.

— Я ненавижу ваши игры, — сказала Тидзо сквозь зубы. Кирой улыбнулся.

— Скажи, что старая знакомая передавала ей привет. И учись играть по существующим правилам, — он улыбнулся опять, с преувеличенной мягкостью, — дочь моя. Ты не в пустыне живёшь, а с людьми, которые играют по правилам — общим для всех. И для тебя тоже, если ты не хочешь отпугнуть от себя всех приличных людей.