Мария Капшина - О верности крыс
— Да глупость это, наверное, — сказал он, внимательней глядя под ноги. — Забудь.
Птица отмахнулась от его неуверенности.
— Забудешь тут. Раздразнил и замолчал! Расскажи!
Вен пожал плечами, потом заткнул пальцы рук за низкий пояс и пошёл медленней, попинывая мелкие камешки и глядя на свои ноги.
— Я во сне видел, — сказал он. Искоса глянул на опешившую Птицу и опять опустил голову. — Знаю, знаю, что глупо. Но все прошлые разы, когда я проверял даты и имена — всё сходилось, даже когда я точно этого знать не мог, и хроник этих раньше не видел…
— Постой-постой, какие прошлые разы? Чего проверял?
Вен тяжко вздохнул, попытался засунуть руки поглубже, не преуспел и заговорил снова.
— Мне иногда снится… всякое. Иногда вот сюжет какой-то, как вот про родник и животы. А иногда просто весь день в седле, и вокруг степь, степь и холмы, и всё. Только на обед остановиться — и дальше, пока не проснусь. Или табуны гонять, огромные… Там особо рассказывать нечего, но там обычно хорошо так, холмы и небо, и ты между — летишь галопом или дремлешь в седле, и так спокойно и… ну, хорошо.
Птица недоверчиво нахмурилась, когда он снова на неё глянул, на этот раз подняв голову.
— И что? Сны и есть сны, что тут такого?
Вен опять пожал плечами и опять опустил голову.
— Не знаю. Я не объясню, просто… Оно всё, ну, очень живое. Иногда странное. Но если б только такие вот сны, без событий снились, то я бы и сам не задумался. Просто иногда снится про каких-то людей, которые правда жили. Я первый раз сообразил, когда в одном сне с Натотнаем ол Мевье сильно поругался, до поединка. Я в том сне был очень зол на него, ещё за давнее всякое. Ну, что он по нашей земле свои стада гонял, это ещё ладно, хотя тоже никуда не годится. А потом кто-то с их стороны траву поджёг в конце лета, как нарочно выждали, когда ветер дул сильный и постоянный ещё, всё в нашу сторону. Но этого во сне не было, это я во сне помнил только, и зол был донельзя. В общем, поединок, верхом и на копьях почему-то, и наконечники, главное, не стальные, а бронзовые, что ли… Ну, не знаю. Я его там, во сне, убил, кажется. Во всяком случае, он из седла вылетел, далеко так, а потом я проснулся. Ну и решил для интереса посмотреть, был ли такой Натотнай ол Мевье. Родовое имя, понятно, знакомое, но личное странное какое-то, я никого такого по истории не помнил. Я думал, вообще-то, что имя выдумал. А оказалось, что нет. Был такой, только давно, очень. Я в склепе случайно нашёл, на камне Ийгера ол Каехо… ол Кааго тогда ещё. Знаешь же, на старых камнях писали почётные победы: самых уважаемых врагов, кого человек убил. И краткая история там же: как ол Мевье границу не соблюдали, и про поджог тоже…
Вен передёрнул плечами.
— Ну и вот…
Птица некоторое время шла молча, выбирая, куда поставить ногу на скользком склоне. Потом покачала головой.
— И что, так ещё несколько раз было? Когда тебе что-то снилось, с именами и датами, и ты потом проверял, и всё сходилось? Я правильно поняла? Фу ты, Вен, хватит плечами пожимать! Ответь просто!
Вен неловко остановил плечи на половине движения.
— Было, сходилось, правильно. Ну, почти. Понимаешь, это же сон, а не лекция Памятника со столбиком дат и столбиком имён. Например, почему-то сложно всегда вспомнить своё имя. Вот если ты себе сама снишься, ты же о себе не думаешь весь сон подряд "Тидзана о-Кайле Тедовередж", так? Ты думаешь просто "я", и всё. Ну и тут так же. Но я, по-моему, всегда ол Каехо… ну, или ол Кааго, если это совсем давно. Иногда, как во сне про Сагаю ол Сэнхо и арнерцев, со мной ничего особо не происходит. А такое, что в хроники попадает, я только со стороны вижу, и во сне меня это вообще может не особо волновать. В том сне, например, меня больше всего беспокоило, что Джеба мой, ну, конь мой, засекаться почему-то начал. Я весь сон пытался понять, в чём дело. Я там животом не маялся, и за исход битвы ничуть не переживал, потому что это всё равно дела ол Сэнхо и арнерского храма, а я просто вассальную клятву отрабатываю. А вот Джеба всегда умница был, и совсем ещё не старый, ему лет пять было, и не засекался никогда, а тут на тебе…
Вен оборвал себя, огибая огромный валун и выходя на вершину Горба.
— Ну, ты поняла, да? Почти все такие сны — их вообще ни к чему не привяжешь, ни времени, ни места нет, зато какая-нибудь оплётка для рукояти необычная, или нлакку все пляшут в весенний праздник, или тюльпаны на скаку срываешь, а они от росы мокрые прямо, не то что влажные… Ну так этого же никто никогда в хроники не пишет — и как проверить, что оно так и было? Может, я просто выдумываю всё. А даже если что-то такое, что в хроники пишут — если битва какая-то, то всё равно. Ну, снится мне свалка, кровь и ругань всю ночь — а толку? Если я всё равно потом утром не помню, как меня звали и с кем была свалка.
Он замолчал, целеустремлённо шагая куда-то, и Птица решила как-то поучаствовать в беседе.
— Ты кому-то рассказывал? — спросила она. — Хриссэ там…
"Сейчас плечами пожмёт", — подумала Птица. Вен пожал плечами. Птица приложила все усилия, чтобы не фыркнуть.
— А чего рассказывать? — сказал Вен. — Я сам ничего не понимаю. А папа, скорей всего, решит, что это неважно.
— По-моему, ему интересно было бы, — не согласилась Птица. — Мне интересно. Я бы хотела, чтоб мне такое снилось…
— Не знаю, — сказал Вен. — Памятнику вот точно не надо было рассказывать. Сам не знаю, что на меня нашло.
Птица, наконец, поняла, куда он идёт. Шагах в десяти стоял чуть покосившийся высокий камень, с довольно узкими боками, срезанными верхними углами и резьбой по лицевой стороне. Камень немного походил на межевые метки, какие ставят в окрестностях Кейба, но те были квадратными в сечении и совсем не такими старыми.
— Это старые договора о гостеприимстве, — сказал Вен, не дожидаясь вопроса. — Если знать, где искать, их много можно найти.
Он обернулся к Птице, подойдя вплотную к камню. Птица тоже подошла, подозрительно разглядывая заросшую мхом резьбу.
— Раньше по герцогству гоняли табуны дальше, чем теперь. Чуть ли не до самого Кадарского леса к востоку, а на юг прямо в Тиволи, зимой.
Говоря, Вен повернулся обратно к камню, смахнул пальцами сор и стал осторожно и тщательно вычищать сухой мох из надписи. Знаки почти стёрлись, но разобрать ещё можно было. Текст шёл в две колонки, разделённые сильно вытянутыми по вертикали весами Тиарсе.
— Видишь? Тут и по-нашему, и на западном диалекте, два варианта текста. Такие камни вдоль всех старых перегонных трактов стоят, возле удобных водопоев, на обычных стоянках табуна, во всяких таких местах. Чтоб табунщики союзных родов могли свободно перегонять коней… Видишь, верхние углы срезаны по прямой? Такой формы камни как раз ол Мевье ставили. Вообще-то они с самого запада Сойге, почти уже с Цэнкачи. Но этот камень моложе, чем мой сон про поединок с Натотнаем. Камню лет семьсот-восемьсот, судя по тексту. Во время Натотная и Ийгера этого тракта ещё не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});