Елена Прудникова - Мост через огненную реку

Внутри печи были составлены поленницы дров, кольцом окружавшие возвышение. По краям высотой по грудь взрослому человеку, к центру они поднимались почти в человеческий рост. Чудовищный костер еще не набрал полной силы, занялась лишь наружная сторона поленниц. Огонь поднимался вверх, устремляясь к отверстию в потолке, дым вытягивало туда же, так что в зале можно было дышать. Когда костер разгорится, возвышение окружит огненный шатер, а пока что это быта пылающая изгородь, за которой на черном пьедестале стояло роскошное кресло – чугунное, с изящными завитками, и в нем сидел генерал Гален. Бейсингем сначала заметил черную, расшитую алыми пентаграммами одежду, и лишь потом разглядел лицо. Теодор быт жив. Энтони ясно видел, как он шевелит губами, шепчет что-то, глядя прямо перед собой неподвижными расширенными глазами.

– Терри! – крикнул Бейсингем, но тот не двинулся, должно быть, не расслышал за гудением и треском пламени.

Энтони метнулся в одну сторону, в другую – везде на пути стеной стоял огонь. Он замер в оцепенении отчаяния: ведь так близко, совсем рядом! Гален откинул голову на спинку кресла и прикрыт лицо рукой, лишь глаза все так же смотрели вперед, на стену.

Кто-то схватил Бейсингема за плечо. Он обернулся и увидел Алана.

– Стена! Чистая стена! – крикнул мальчик. – Там, где портрет!

В самом деле, если одна из стен чистая, значит, огонь туда не доходит. Энтони не понял, чем это может помочь, но Алан явно говорил не просто так. Бейсингем, не задавая вопросов, вытряхнул ближайшего солдата из мундира, накинул его камзол на голову и нырнул в пытающий проем между углом пятиугольника и стеной, за которым и в самом деле оказался проход. Напротив фигуры огня почти не было. Схватив еще не занявшееся полено, он разбросал низкую поленницу и кинулся внутрь огненного круга.

Если снаружи было просто жарко, то внутренность костра уже стала адской печью. Энтони невольно прикрыл лицо рукой так же, как это сделал Гален, чтобы раскаленный воздух не сжег легкие. Пока он бежал по лестнице, он успел все продумать. Если генерал привязан веревкой, все просто, если прикован цепью, то надо вытащить его вместе с креслом, умереть, но вытащить, если же кресло привинчено к полу… Тогда Теодора придется убить, это лучше, чем гореть заживо. На бегу выхватывая кинжал, Энтони схватил Галена за руку и рванул на себя, чтобы определить, где и чем он привязан – и едва не упал: тот мешком повалился прямо на него. Ни веревок, ни цепей не было.

Подняться Теодор даже не пытался. Впрочем, размышлять, что с ним, Бейсингем не стал.

– Сейчас! – крикнул он. – Ты только держись! Вскинув безвольное тело на плечо, он повернулся, чтобы бежать обратно, на мгновение поднял голову. Теперь он понял, почему с этой стороны почти не было огня: чтобы до последнего мгновения жизни приговоренный видел Хозяина. Нарисованная фигура налилась красным светом, губы, казалось, шевелились, рубиновые зрачки пульсировали. Чудовищное лицо, обрамленное пламенем, словно сошло с картинки в книге, которую показывал Алан. Какое-то мгновение они стояли так, глаза в глаза, потом Энтони показалось, что призрак усмехнулся. Ерунда, конечно, чего только не привидится в таком положении…

«Что стоишь? Беги!» – знакомый голос подхлестнул резким окриком.

– Я думал, ты предложишь его бросить! – огрызнулся Энтони.

«Нашел время думать!» – фыркнул невидимый собеседник.

Алан ждал, прижавшись к стене прямо под изображением. Мальчик накинул на Галена плащ, и они кинулись обратно. Огонь тянулся вверх, к отверстию в крыше, но жар был нестерпимый. Силы кончались. Горячий воздух разрывал легкие, сердце молотом стучало в груди, перед глазами плыли круги… Энтони обессиленно привалился к стене.

«Ну, вот и молодец! – хохотнуло его безумие. – Теперь вместо одного я получу двоих… Тебя я давно жду, и дружок твой не помешает…»

Раскаленный воздух ударил в лицо, коротко и зло свистнул ветер, и Энтони снова ощутил себя стрелой, рвущейся к цели. Последнее, что он почувствовал, ускользая в горячую тьму, было облегчение: кто-то забрал у него Теодора, чьи-то руки подхватили и его самого, на одной он заметил черно-красный ремешок чертогона.

«Что только не привидится перед смертью!» – еще успел он подумать…

…Когда растаяли огненные круги перед глазами и дыхание перестало разрывать грудь, Энтони поднял голову и огляделся. Он сидел во дворе замка, прямо на камнях, кто-то поддерживал его сзади. Вокруг столпились солдаты, человек двадцать, неподалеку – еще не менее сотни. Ворота открыты, во дворе волнуются и храпят лошади. Значит, замок взят! Рядом с ним трое пограничников возятся с Галеном: один положил его голову себе на колени, второй приподнимает обвисшее тело, третий подсовывает плащ. Стало быть, не почудился ему чертогон… Но что с Терри, почему он, как тряпичная кукла? Неужели опоздали? Нет, Терри, нет!

Должно быть, последнее он крикнул вслух. Стражник, который держал голову Теодора, повернулся к Энтони:

– Живой он, ваша светлость. Странный какой-то, но живой.

– Глупостей не говори! – оборвал его тот, что поднимал генерала, и Энтони с невероятным облегчением узнал Квентина Мойзеля. – Странный, тоже мне… Я б на тебя посмотрел, если бы тебя из костра вытащили!

Уложив Галена, пограничник пристально взглянул на Энтони и протянул фляжку.

– Глотните, ваша светлость, полегчает…

– Откуда вы здесь? – спросил Бейсингем, глотнув агары, от которой и вправду стало легче.

– Мы вас в ущелье ждали. Провозились только немного, Габриэль не сразу подземный ход отыскал, а то бы все проще было…

Бейингем приподнялся, стал на колени и всмотрелся в лицо Галена. Теодор слепо глядел сквозь него куда-то в пустоту. В темных невидящих глазах стоял знакомый ему по снам ужас. Он перевел взгляд на руки: распухшие пальцы, черные ногти. Иголки под ногти – так неизысканно, не по-восточному. Не иначе, методы Шимони… Энтони содрогнулся, вспомнив Тейн: Гален говорил, что его пытали вполсилы. Что же делали с Теодором, если за тринадцать дней довели до такого состояния?

– Терри… Все кончилось, – повторял Энтони. – Ты живой, теперь все будет хорошо, я убью любого, кто к тебе прикоснется, Терри…

Кто-то принес платок и воду в ведерке, Бейсингем несколько раз вытер мокрым полотном серое от копоти лицо друга. Тот вздрогнул и, наконец, увидел его.

– Тони… – шевельнулись запекшиеся губы. – Я знал… придешь… Пить…

– Прости, я не подумал!

Энтони мгновенно протянули полдюжины фляжек, он взял одну и зубами торопливо вырвал пробку.

Гален жадно тянулся к воде, но у него ничего не получалось, он не мог глотать, захлебывался, и все равно тянулся. Он же ничего не соображает! Его надо как-то успокоить, но как? Сейчас бы эликсирчик того, вислоусого, чтобы в голове прояснилось, чтобы Терри понял: все кончилось, все… Надо отвлечь его от этой воды… Энтони рванул ворот рубашки, нащупал кожаный шнурок, снял с шеи знак Солнца. Хотелось кричать, но кричать было нельзя, и он, собрав в кулак всю свою волю, сдержался и заговорил спокойно: