Елена Прудникова - Мост через огненную реку

– Мы с отцом Юстином сначала хотели дать вам отдельную бумагу, но потом решили не умножать сущностей и просто сделали приписку. Теперь у вас полностью развязаны руки. Вы имеете больше прав, чем король и Священный Трибунал, потому что они связаны законами, а вы – нет. Любой ваш поступок будет оправдан…

– Спасибо, учту! – наклонил голову Энтони.

– …Кроме одного, – продолжил настоятель. – Если вы их упустите.

– Это я тоже учту. По правде сказать, я еду туда затем, чтобы спасти Теодора, но и от попутных поручений не откажусь. Ну, все – он со вздохом отложил миску. – Пойдемте, Алан. Нам пора…

Настоятель поднял руку Бейсингем не хотел огорчать человека, который так ему помог, и покорно склонил голову, принимая напутственное:

– Да хранит вас Господь!

…Среди дня они сделали привал, и Энтони, обессиленный, едва дотащился до ближайшего куста и рухнул на подстеленный кем-то из конников плащ. Как ни был он силен и вынослив, но накопившаяся усталость, бессонная ночь и предельное нервное напряжение сделали свое дело. Он заснул мгновенно, словно в темную яму провалился… нет, не в темную, а в огненную… багровую…

Багровый туман застилал глаза, и в нем металось черное пламя факелов. Голоса звучали негромко, спокойно, очень четко. Один – красивый баритон, другой – повыше, нервный, темпераментный, знакомый. «Шимони» – мгновение спустя узнал Бейсингем.

– Вы уверены, что он очнулся?

– Молодой человек, зачем задавать вопросы? – мягко говорил обладатель баритона. – Пощупайте пульс…

Энтони ощутил прохладные пальцы на шее и снова услышал Шимони, теперь совсем близко.

– Да, похоже! Как это у вас получается?

– Лекари в таких случаях говорят: исцелять подобное подобным. Вы неправильно ведете допрос… впрочем, это не допрос… хотя, собственно, какая разница? Человек не должен терять сознание от боли, он должен от боли приходить в себя. Смотрите: я беру иглу… Кстати, вы неправильно их накаляете, не надо этого делать по всей длине, достаточно кончика. Теперь смотрите внимательно: на теле человека есть точки, где он не чувствует ничего. Видите? Он даже не вздрогнул. А теперь берем другую точку. Здесь сплетаются нити, которые ученые медики называют нервами. Видите?

– Ну и что? – спросил Шимони. – Он тоже не вздрогнул.

– Юноша! – засмеялся баритон. – Если человек не орет под вашей рукой, как свинья, которую режут, это еще не значит, что он ничего не чувствует. Наоборот: боль настолько сильна, что перехватывает дыхание, поэтому он и не кричит – не может… Посмотрите, как напряжены мышцы, пощупайте пульс. Ну, убедились? Взгляните в глаза – зрачки расширяются. Значит, все в порядке… Теперь я покачаю иглу. Видите, пульс участился? При каждом ее движении ощущение такое, словно по телу идет волна, это гораздо мучительнее, чем просто втыкать иголку. Попробуйте-ка… Осторожнее… Так, хорошо. Теперь иглу надо извлечь, иначе он задохнется. Дышите, дышите, генерал, не то вам будет еще труднее. Не надейтесь, умереть вам никто не даст. Теперь смотрите, молодой человек, следующая точка…

– Можно мне? – послышался чуть задыхающийся голос Шимони.

– Нет, не надо. Тут важно умение. Неумелой рукой вы можете его убить. Смотрите, слушайте, а учиться будете у себя в тюрьме, на ком-нибудь подешевле…

Боли Энтони не чувствовал, лишь слышал голоса – они то приближались, то отдалялись – и, совсем рядом, хриплое стонущее дыхание, да в виски словно бы изнутри бил молот. Он сообразил, что так Теодор ощущает стук собственного сердца. Но ведь он-то боль чувствует, и еще как! – это Бейсингем понимал. Терри не говорил с ним, он, похоже, вообще ничего не соображал. Вот дыхание пресеклось, багровый туман стал гуще, а пламя еще темнее. Потом он ощутил влажную прохладу, словно бы кто-то провел по лицу мокрым полотенцем.

– Человек в таком положении обычно представляет собой кусок мяса, – все тем же поучающим тоном продолжал баритон. – Разговаривать с ним невозможно. А вот от этого эликсира, – послышался стук горлышка о стакан, – в голове у него прояснится, и ему можно будет задавать вопросы. Рецепт после возьмете, пригодится…

Бейсингем почувствовал, как ему приподнимают голову.

– Мы что, будем его допрашивать? Зачем? – спросил Шимони.

– Нет, я просто хочу с ним поздороваться. О, смотрите-ка, он понимает. Видите, отворачивается? Пейте, пейте, генерал. Не сжимайте зубы, я не стану поить вас насильно. Вы ведь умираете от жажды, вы все равно не сможете удержаться…

Туман перед глазами, крутясь, рассеивался, хотя огонь оставался черным. Наконец, из клубящихся облаков появилось лицо. Смуглый, восточного типа человек, с длинными висячими усами, в красной куртке и маленькой черной шапочке. Энтони физически ощутил, как Теодор рванулся. Усатый засмеялся, присел на край пыточного стола.

– Интересно устроен человек, вы не находите? Узнали вы меня давно, я сразу понял, а все равно, чтобы осознать, потребовалось увидеть… И ведь отлично знаете, что вырываться бесполезно. Я ослаблю веревки, передохните немного. Умереть вы не умрете, а сойти с ума можете – мне бы этого не хотелось. Князь не любит безумцев, а вы слишком дорогой товар… – он взял в руки яблоко, неторопливо отрезал дольку – Возьмите, это освежает. Ешьте, вам же хочется, я вижу… Ну? Видите, вы снова едите из моих рук. От судьбы не уйдешь. Как бы вы от нас ни бежали, все равно ее дороги привели сюда. Я бы предпочел, чтобы вы сидели рядом, сильный и свободный, а не лежали передо мной на пыточном столе. Ну да что об этом говорить. Вы сделали свой выбор. Ешьте еще, этот мальчик капитан яблоко не предложит, а оно хорошее…

– Что вы от меня хотите? – услышал Бейсингем хриплый шепот и не узнал, а скорее догадался, что это говорит Терри.

– Теперь уже ничего. Я просто обучаю молодого человека тонкостям его ремесла. Из него будет толк, хотя он немножко нервный. Возможно, оттого, что у него с вами личные счеты, такие вещи мешают… Ну вот, все, наше яблоко кончилось. Выпейте вина, это подкрепит. Капитан, – рассеянно поинтересовался он, – что вы там делаете?

– Перевяжу его лицом вниз, – послышался голос Шимони. – Вчера у него кровь горлом пошла, еле успел отвязать.

– Видите, еще один аргумент за то, чтобы работать тихо. Когда слабый человек кричит, это не опасно, а сильный может и погибнуть. Особенно такой сильный.

– Вы знаете его? – спросил Шимони, возившийся с веревками.

– Знаю, и хорошо. Я до сих пор жалею, что мы его в свое время отпустили. Я хотел удержать его года на три, за три года он стал бы нашим, а потом решил, что генерал и так никуда не денется. Впрочем, никуда ведь и не делся…

Энтони почувствовал, как его переворачивают, ткнулся лицом в холодный камень. Прошла еще минута, пока Шимони затягивал ремни, потом капитан спросил: