Джеймс Клеменс - Дар сгоревшего бога

— Очистить? Как? — спросила Лаурелла.

Орквелл поднес факел к одной из стекловидных полос. Когда огонь опалил камень, тот задымился, снова пахнуло гнилью. На этом месте появилось белое пятно. Отодвинув факел, старик сказал:

— Глум выжигается особым алхимическим огнем.

Миновав последнее препятствие, они вошли в комнату, которая выглядела как пузырь, выдутый кем-то внутри огромной жилы текучего камня.

Китт поморщился.

— Чтобы очистить все это, понадобится много огня, — сказал он, медленно поворачиваясь кругом.

Орквеллу как будто тоже стало не по себе.

— Тут, видно, ураган Глума бушевал. Похоже на выплеск наэфира, который случился, возможно, сразу после Размежевания, когда боги только попали в наш мир.

Комната пустовала, если не считать странной кривой колонны из стеклянистого камня, которая походила на струю, стекавшую сверху, когда он был еще расплавленным, и застывшую в движении. Лаурелла обошла вокруг нее. На колонну упал свет факела Орквелла, внутри показались вдруг человеческие лица с разинутыми в крике ртами. Потом свет сдвинулся, и они исчезли.

— Ведьмин трон, — сказал Орквелл. В колонне виднелась ниша, достаточно широкая, чтобы в нее можно было усесться. — Здесь она беседует с обитателями наэфира.

Китт наклонился над каким-то выступом у стены. Орквелл замахал ему рукой, веля отойти.

— Это черный алтарь, мой юный следопыт, — сказал мастер. — Разве ты не чуешь запаха крови?

Китт торопливо попятился.

— После гари ведьминых преград ничего не чую.

Орквелл кивнул.

— Да это, пожалуй, и не запах. Представь, что ты в поле, где некогда бушевала битва. Оно давно поросло травой. Но если постоять очень тихо, можно услышать тень запаха пролитой крови, эхо страдания.

Китт и Лаурелла обменялись взглядами. Придвинулись друг к другу, стараясь держаться подальше и от стен, и от трона. Лаурелла с трудом подавила желание немедленно бежать отсюда.

Орквелл еще раз обошел вокруг колонны. Провел факелом снизу доверху по всей ее высоте. Опять остановился перед троном. И сказал:

— Она двинулась в атаку.

— Мирра? — взвизгнула Лаурелла.

Старик не ответил. Опустил голову, шагнул к трону.

— Времени не осталось.

— И что же нам делать?

Орквелл указал на колонну, обвел рукой комнату.

— Закройте глаза. Уберите мысленно весь обычный камень так, чтобы остался лишь текучий. Знаете, что вы увидите?

Лаурелла попыталась это сделать. Увидела переплетение стеклянистых жил, сквозь которое прорезалась лестница, что привела их сюда.

— Гигантский водоворот черного пламени, застывшего и обратившегося в текучий камень. Зовутся такие выплески наэфира нарывами. Мне уже приходилось их видеть, но маленькие. Столь же огромный — никогда. — Старик отвернулся от колонны. — И хотя это пламя наэфира давно обратилось в камень, оно все еще горит… А там, где есть огонь?.. — Он вопросительно глянул на Лауреллу.

Девочка вспомнила полученный сегодня урок.

— Там есть и тень.

Суровые черты Орквелла смягчила усталая улыбка.

— Хорошо… Этот огонь тоже отбрасывает тень. Но не обычную.

— Глум, — сказала Лаурелла.

Он улыбнулся шире.

— Точно. Вам стоит совершить паломничество к Такаминаре. Думаю, вы с ней поладите.

Старик снова повернулся к колонне.

Теперь Лаурелла, взглянув на нее тоже, без труда представила застывший огненный водоворот.

— Все верно, — сказал Орквелл. — Этот огонь отбрасывает Глум, как чистое пламя — тень. Но что еще страшнее, он дышит силой, которая вздымается вверх, питает ведьму и ее ужасное воинство. И если мы хотим помочь Ташижану, нам нужно перекрыть этот источник.

— Как?

Он устремил взгляд на трон.

— Погасив огонь. Сила течет к ведьме из наэфира через эту колонну.

— Но как погасить его, если он стал камнем? — спросил Китт.

Лаурелла вспомнила действия мастера на лестнице.

— Очистив его… огнем, — сказала она.

Орквелл бросил на нее взгляд.

— Вы продолжаете меня удивлять, госпожа Хофбрин. — И снова уставился на трон. — Да, нужно очистить сердцевину нарыва. Выжечь из него яд. Противопоставить огню огонь.

Он шагнул к нише.

Девочка вдруг почувствовала страх. Не хотелось, чтобы мастер подходил слишком близко к нечистому огню… Но он остановился. Достал мешочек с порошком — тем самым, в который окунал факел. Развязал его и принялся сыпать порошок себе на голову, плечи, грудь, спину.

— Что вы делаете? — удивилась она.

— Для очищения такого места мало одного огня, — ответил Орквелл. — Кто-то должен войти в костер, в самое пламя. Это единственная возможность остановить ведьму. Сила, протекающая здесь, велика… одно касание — и будут выжжены полностью воля и разум, и человек подчинится тем, кто обитает в наэфире. — Он подошел к нише. — Видимо, именно это и произошло с Миррой. Случайно ли она забрела сюда или по чьей-то злой воле, но, сев на трон, тут же пропала навеки. Однако если на него сядет человек, который был очищен…

И снова Лаурелла поняла, о чем он говорит.

— Нет!

— Я должен. Другого пути нет. — Орквелл протянул ей свой факел. — Когда сяду, вы меня подожжете.

Катрин громко, перекрикивая зов рога, приказала:

— Еще огня! Несите факелы! Где масло?

Она ставила огневой заслон на шестом этаже. Нижние пять были уже потеряны. У защитников Ташижана осталось всего десять уровней, где и собрались уцелевшие.

Снизу, блистая доспехами, на которых играл свет факелов, поднялся Геррод, с горсточкой рыцарей в обгорелых плащах. Во время отражения ведьминой атаки им пришлось нелегко. Тот самый огонь, что отгонял черных хаулов, рассеивал и тени, лишая рыцарей укрытия и скорости.

К тому же их было мало — наверху по-прежнему шло сражение с духами ветра, силы приходилось дробить.

Миновав пикет, Геррод остановился рядом с Катрин.

— Это последние, — сказал он.

Рыцари, пришедшие с ним, зашагали дальше, наверх. Один нес на плече раненого — а может, мертвого — товарища. Тело того дымилось. Из-под плаща свешивалась обугленная рука.

— Разойдись! — закричали сверху.

На лестнице показались двое, катившие бочонок с маслом. Рыцари посторонились, помогли придержать его, чтобы не вырвался из рук.

— Если добавим еще огня, — озабоченно сказал Геррод, — как бы нам не спалить нижние этажи дотла. Штормовая рухнет…

У Катрин перед глазами встала обугленная рука.

— Лучше чистый огонь, чем порча Мирры.

И тут ужасный звук донесся снизу, исполненный отчаяния и муки.