Стивен Эриксон - Дом Цепей

Гамет знал, что не уйдет, хотя им овладела усталость. Таворе рассказали о героизме брата и о его смерти. Ни одного Сжигателя в живых. Тайскренн сам видел тела, помещенные в Отродье Луны. «Но, девочка, Ганоэс восстановил честь свою и честь семьи. Хотя бы это сделал. Хотя этот нож, наверное, вонзился глубже всего. Она принесла ужасные жертвы, чтобы восстановить честь. А Ганоэс не был изменником, и не он отвечает за гибель Лорн. Как в случае Даджека и Вискиджека, отлучение было лишь уловкой. Бесчестия не было. Итак, жертвоприношение юной Фелисин… могло быть напрасным».

Были и другие ранящие откровения. Императрица, объяснял Супер, надеялась на высадку Войска Однорукого на северном побережье, чтобы нанести Армии Откровения двойной удар. Разумеется, под верховным командованием Даджека. Гамет понимал ход мысли Лейсин: отдать судьбу имперских интересов на Семиградье в руки нового, юного и неопытного адъюнкта… это требует уж слишком большой веры.

А Тавора верила в обратное. Обнаружить, что ей не доверяют… поистине это Худом проклятая ночь.

Даджек Однорукий все же идет, с жалкими тремя тысячами Войска, но он опоздает и, по суровому мнению Супера и Тайскренна, дух военачальника сломлен смертью старинного друга. Гамет гадал, что же именно случилось в дальней стране, в кошмарной империи Панниона.

«Она того стоила, Императрица? Стоила огромных потерь?» Супер рассказал слишком много, подумалось Гамету. Детали плана Лейсин должен был донести другой, менее душевно черствый человек. Сказать, что Императрица тебе не верит, а потом — что ты последняя надежда Империи в Семи Городах… от такого любой и любая упадет на колени.

Лицо Адъюнкта по-прежнему ничего не выражало. Он откашлялась. — Отлично, Супер. Что-то еще?

Странные глаза Главы «Когтя» на миг расширились, он покачал головой и поднялся. — Нет. Желаете передать послание Императрице?

Тавора нахмурилась: — Послание? Нет. Мы начинаем поход в Святую Пустыню. Более ничего не скажешь.

Гамет видел: Коготь колеблется. — Еще одно, Адъюнкт. В вашей армии, вероятно, есть поклонники Фенера. Не думаю, что весть о… падении… бога можно скрыть. Похоже, отныне бог войны — Летний Тигр. Но армии противопоказан траур. Возможен период замешательства… нужно быть готовыми к волне дезертирств…

— Дезертиров не будет, — отрезала Тавора, заставив Супера замолчать. — Портал слабеет, Глава «Когтя» — даже в базальтовом ящике меч проявляет свои свойства. Если вы намерены уйти сегодня, советую торопиться.

Супер поглядел свысока: — Мы тяжело ранены, Адъюнкт. Нам больно. Императрица надеется, что вы предпримете все меры предосторожности, не увлекаясь резкими действиями. Не расслабляйтесь на пути к Рараку — будут попытки сбить вас с пути, измотать набегами и засадами…

— Вы Глава «Когтя», — сказала Тавора, подпустив в голос железа. — Совет Даджека я выслушала бы, ведь он командующий, солдат. А до его прибытия буду руководствоваться своими инстинктами. Если Императрица недовольна, пусть меня сместит. А пока всё. До свидания, Супер.

Поморщившись, Супер без всяких церемоний исчез в Имперском Садке. Врата схлопнулись за спиной, оставив кислый запах пыли.

Гамет протяжно вздохнул, осторожно высвобождаясь из шаткого кресла. — Примите соболезнования, Адъюнкт, по поводу гибели брата.

— Спасибо, Гамет. А теперь идите спать. В шатер…

— Т'амбер. Да, Адъюнкт.

Она вздернула бровь: — Я слышу неодобрение?

— Так точно. Не мне одному нужно поспать. Возьми нас Худ, эта ночь хуже хищника.

— До утра, Кулак.

Он кивнул. — Да. Спокойной ночи, Адъюнкт.

Один лишь человек сидел около гаснущего костра, когда вернулся Смычок.

— Что ты делаешь, Каракатица?

— Уже выспался. А ты будешь утром ноги волочить, сержант.

— Не думаю, что хоть кто-то спит, — буркнул Смычок, садясь скрестив ноги напротив грузного сапера.

— Все это слишком далеко, — прогудел Каракатица, бросая в огонь последний кизяк.

— А чувствуется как свое.

— Не ты идешь по следам павших товарищей, Скрип. И все равно — слишком далеко.

— Ну, не знаю, о чем ты. Верю на слово.

— Кстати, спасибо за припасы.

Смычок хмыкнул: — Чертовская штука, Карак. Мы ищем и ищем, и вроде бы они для боя предназначены — а мы их копим, никому не показываем — на случай, если нам прикажут их использовать.

— Вот ублюдки!

— Да, ублюдки.

— Один я использовал бы, — признался Каракатица. — Подползя под ноги Корболо Дому. И пусть меня Худ с ним заберет, все равно.

— Что-то мне подсказывает: Еж так и сделал. Он всегда кидал слишком близко — в этом типе глиняных осколков столько, что можно полку заполнить. — Он неспешно качал головой, не сводя глаз с умирающего огня. — Хотелось бы там быть. И всё тут. Вискиджек, Ходунок, Колотун, Хватка, Быстрый Бен…

— Быстрый не умер. После твоего ухода я слышал: Тайскренн сделал вашего колдуна Верховным Магом.

— Ну, это не удивляет. Значит, выжил. Интересно, Паран еще был капитаном…

— Он умер с ними.

— Брат Адъюнкта. Интересно, горюет ли она?

— Интерес — напрасная трата времени, Скрипач. У нас здесь под началом парни и девчонки. Воины Корболо знают, как сражаться. Думаю, нас побьют, мы поплетемся к Арену поджав хвосты — но второй Упряжки не будет. Далеко не уйдем.

— Какое замечательное пророчество, Карак.

— Да ладно. Я убью предателя-напана и его мага. Если сумею.

— А если близко не подберешься?

— Тогда возьму их побольше. Назад не вернусь, Скрип. Хватит.

«Только вспомни, когда момент настанет». — Что там насчет заботы о новобранцах?

— Э, тут не прогулка, верно? Поход. Мы доведем их до битвы, если сможем. А потом поглядим, какое железо они держат.

— Железо. — Смычок улыбнулся. — Давно я не слышал этих слов. Раз мы жаждем мести, ты мечтаешь о горячем железе?

— Ты ошибся. Погляди на Тавору — от нее жара не дождешься. В этом она похожа на Колтейна. Все очевидно, Скрипач. Железо должно быть холодным. Холодным. Если охладимся в достаточной мере, кто знает, может, и имя заслужим.

Смычок протянул руку над костром, постучал по костяшке на поясе сапера: — Думаю, начало положено.

— Возможно, сержант. Это и знамена. Начало. Она знает себя, помяни мое слово. Она знает.

— А нам выпало показать это всем.

— Да, Скрип, именно нам. Ну, иди. Эти часы я проведу в одиночестве.

Кивнув, сержант встал. — Похоже, я все же смогу заснуть.

— Тебе помогла моя искрометная речь.

— А то.

Пока Смычок пробирался к небольшой палатке, что-то в словах Каракатицы не желало уходить из памяти. «Железо, холодное железо. Да, в ней это есть. А мне нужно хорошенько поискать его в себе».