Марица. Исток - Александра Европейцева
Его слова должны были растрогать, смягчить меня. Но они лишь подлили масла в огонь. Потому что были правдой, которую я не хотела сейчас слышать. Я хотела оставаться обиженной. — Ты пытаешься меня контролировать! — выпалила я, наконец поворачиваясь к нему. Слезы текли по моим щекам, но я даже не пыталась их смахнуть. — Сначала решил за меня, как и когда говорить с моим отцом! Теперь решаешь, сколько одеял мне нужно! А что дальше? Запретишь выходить из комнаты без твоего разрешения?
Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидела не гнев, а усталую, почти отчаянную ярость. Ярость человека, который из последних сил сдерживает себя.
— Хватит, — произнес он тихо, но так, что по спине пробежали мурашки. — Просто хватит, Марица. Я понимаю, что тобой правят эмоции. Я понимаю, что это из-за… положения. Но моё терпение не безгранично. Я люблю тебя. Я обожаю тебя. Но я не намерен позволять тыкать в меня шипами только потому, что ты сама не знаешь, чего хочешь. Он замолчал, переводя дух. Воздух в карете накалился до предела. — Ты хочешь, чтобы я перестал заботиться? Хорошо. — Он резким движением откинул с моих плед. — Мерзни. Хочешь самой поговорить с королем? Дерзай. Объясняй ему, почему ты больше месяца скрывала свои отношения со мной. Я устал быть твоим щитом и мишенью одновременно. Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, и его лицо стало каменной маской. И в этот момент я внезапно почувствовала себя последней тварью! Он любит меня, а я... Я... Я просто чудовище! Словно прорвало плотину. Сначала это был просто предательский ком в горле, а потом меня затрясло, и я зарыдала, захлебываясь слезами и собственными рыданиями. Они текли по моему лицу, горячие и соленые, заливаясь в рот и капая на сжатые в бессильных кулаки руки. Я — эгоистичная, истеричная тварь.
Демитр не двигался, не открывал глаз, но я видела, как напряглись его скулы, как сжались кулаки на коленях. Он сдерживался. Из последних сил. Чтобы не закатить глаза, не рявкнуть, не тряхнуть меня за плечи, как того, вероятно, заслуживала эта истерика. — Я... я последняя эгоистка! — выдохнула я, давясь солеными слезами. — И тварь! Не-не-не достойна тебя! Только тварь может так... так вести себя с любимым человеком все четыре дня! Ты же всё для меня, а я... И скоро я стану толстая! И некрасивая! А твой дракон теперь здоров, ты можешь выбрать любую, хоть королеву Феорильи! Тебе не нужна такая проблемная, истеричная жена! Ты достоин лучшего!
— В смысле дракон здоров? — его брови поползли к волосам. Глаза сузились, в них вспыхнул не просто вопрос, а требование. Он наклонился ко мне, его пальцы впились в мои плечи. — Марица, стой! Что ты сказала? О чем ты говоришь? Как мой дракон стал здоровым? Он тряс меня слегка, пытаясь достучаться до моего сознания, вырвать из истерики хоть крупицу смысла. Но я была глуха, утонув в самобичевании и жалости к нему. Я так его обидела! Так несправедливо!
— Ты должен найти себе кого-то получше! — всхлипывала я, отчаянно мотая головой и не слушая его. — Кто не будет устраивать сцен! Кто не будет кричать и плакать в карете! Кто... — Черт возьми, Марица, выслушай меня! — его голос прозвучал резко, почти как удар. — Когда он исцелился? Ты что-то знаешь? Скажи мне!
Но его слова доносились до меня как сквозь толстое стекло. Я хотела сказать! Честно. Просто не могла совладать с голосом. И мыслительным процессом, кстати тоже. Да и вообще, мне казалось, что он уже давно понял, что с его драконом все впорядке. Очевидно нет. Демитр замер, прислушиваясь к чему-то внутри себя. Потом его глаза расширились и он удивленно посмотрел на меня. А я смотрела на него сквозь слезы, думая, что он такой хороший, а я... Демитр, видя, что логике и требованиям тут не место, сдался. Он тяжело вздохнул, пересиливая ярость и недоумение, и просто потянулся ко мне. Сильными руками он притянул мою трясущуюся фигуру к себе, прижал к своей груди, где так уверенно и громко стучало сердце. Он смирился — подробностей о загадочном исцелении своего дракона он сейчас не получит. Я уткнулась лицом в его мундир, продолжая реветь, но теперь уже от стыда и раскаяния. Он не говорил ни слова, просто гладил мою спину, сдерживая собственное смятение и давая мне выплакаться.
В этот момент в приоткрытое окошко кареты мелькнуло лицо Дао Тебариса на его строгом темном жеребце. Его проницательный взгляд скользнул по моему заплаканному лицу, а затем перешел на
