Марица. Исток - Александра Европейцева
Внезапно полог откинулся. На подножке показался лорд Каэл. Демон встретился со мной взглядом, и на его обычно невозмутимом лице появилась странная, лёгкая улыбка. Без слов, без объяснений. Он просто кивнул мне, коротко и ясно, словно ставя точку в долгом и мучительном предложении. Потом он подошёл к Паргусу и без лишних церемоний забрал у демона поводья своего скакуна. Всё ещё улыбаясь той же загадочной, спокойной улыбкой, Каэл вскочил в седло и отъехал в сторону. Она очнулась. Вернулась.
Всё внутри рванулось к кибитке — броситься внутрь, схватить её в охапку, прижать к груди так, чтобы кости затрещали, зацеловать её бледные губы до хрипоты, до потери сознания, до тех пор, пока я сам не уверую, что это не сон.
Но я замер, вцепившись в гриву коня до побеления костяшек. Нет. Нельзя. Я дракон, она человек. Хрупкая. Моя ярость, моя страсть, моё отчаяние — я боялся не сдержаться. Одно неловкое движение, слишком сильное объятие — и я причиню ей боль. Я сидел в седле, пытаясь успокоится. Минута. Десять. Час. И тогда, словно сжалившись надо мной, полог кибитки снова дрогнул. Из проёма показалась её рука, бледная, почти прозрачная, схватившаяся за косяк. Пальцы дрожали от усилия. А потом — её лицо. Измождённое, исхудавшее, с огромными синяками под глазами, но... живое. Настоящее. Её взгляд, мутный от слабости, отыскал меня в седле, и в её глазах, таких уставших, проступило что-то неуловимо знакомое — упрямство. Она сама показалась. А затем улыбнулась.
И только тогда я смог сдвинуться с места.
Глава 30 (от лица Марицы)
— Милая, давай поговорим!
Я промолчала, продолжая смотреть в окно кареты на меняющийся пейзаж. Не хочу разговаривать с этим чешуйчатым гадом!
— Я серьезно! Прошу, перестань на меня обижаться! Что плохого в том, что я хочу для своей жены и своего ребенка лучшего?
— Мы не женаты! — обиженно буркнула я.
— Хорошо, для своей невесты, без пяти минут жены и своего ребенка! Такое уточнение тебя устроит? — его голос прозвучал с примесью раздражения, которое он тут же попытался скрыть за маской спокойствия. — Марица, я понимаю, ты хотела сама всё рассказать отцу. Но поверь, я избавил тебя от тяжелого разговора. Ледарс успеет остыть и всё обдумать до нашего приезда. А тянуть было нельзя. Скоро это станет заметно. Ты действительно хотела, чтобы он узнал об этом от придворных сплетниц?
В его словах была мерзкая, унизительная правда. Но от этого становилось только обидно. Он поступил как генерал, оценивший риски и нанёсший упреждающий удар. И самое гадкое — он был прав.
— Ты не имел права! — выдохнула я, отворачиваясь, чтобы он не видел моего лица. — Это был мой разговор! Моя новость!
— Давай начнем с того, что разговор должен был провести именно я, как мужчина, который берет на себя ответственность. Ответственность за женщину, в спальню которой он вошел до свадьбы и сделал ей ребенка! И какой, по-твоему, был бы итог твоего «разговора»? — его голос стал жестче. — Ты бы тянула до последнего, боялась, нервничала, а в итоге всё равно бы сорвалась на крик или слезы. А так… да, он взбешен. Но он уже знает. И он уже начинает смиряться. К нашему приезду он будет готов принять всё как данность. Я избавил нас обоих от ненужной драмы. «Избавил». Это слово вонзилось в самое сердце. Да, он избавил меня от необходимости скрывать и выгадывать момент. И теперь пользуется этим, опекая меня так, будто я хрустальная ваза! С самого утра он не дал мне самой сесть в карету, чуть ли не на руках перенес, укутывал пледами, словно в столице уже наступила лютая зима, и поминутно спрашивал, не тошнит ли меня, не кружится ли голова.
А самое ужасное было то, что часть меня понимала его логику и корыстный драконий интерес. Понимала, что, не сообщи он отцу о беременности, Ледарс мог бы и впрямь отказать нам в браке, сославшись на репутацию, на время, на необходимость все обдумать. Дракон внутри Демитра, этот прагматичный и собственнический зверь, просчитал все ходы и выбрал самый верный, пусть и не самый деликатный. Он гарантировал результат. И теперь смотрел на меня с немым вопросом: что же в этом плохого?
Но другая часть — та, что была напугана, уставшая, с эмоциями, скачущими словно сумасшедшие, — эта часть лишь чувствовала жгучую обиду и бессилие. Я вела себя как последняя дура, и сама это осознавала. В любой другой ситуации я бы села и спокойно объяснила ему, почему его поступок задел меня за живое. Объяснила бы, что мне нужна была его поддержка в том разговоре, а не чтобы он говорил за меня.
Но сейчас… Сейчас я не могла говорить спокойно. Любая его попытка разумно парировать вызывала во мне желание закричать или швырнуть в него чем-нибудь тяжелым. Слезы подступали к горлу комом, а внутри всё сжималось от желания одновременно прибить его и прижаться к нему, спрятав лицо на его груди, чтобы он взял на себя весь этот ужасный, сложный мир. Поэтому я выбрала тактику молчаливого игнора. Самую детскую, самую неэффективную и самую удовлетворяющую моему нынешнему состоянию.
— И перестань смотреть на меня, как на инкубатор! — прошипела я, не выдержав его пристального взгляда. — Я не хрустальная! Я скакала верхом, затыкала министров и решала государственные проблемы, когда тебя и рядом не было!
Демитр тяжело вздохнул. Я видела, как сжимаются его кулаки на коленях, как напрягается челюсть. Его собственное драконье терпение
