Ирина Ивахненко - Заря над Скаргиаром

— Значит, вы заодно! — воскликнул Аскер, вцепившись в Дервиалиса и пытаясь оттащить его от двери, которую он собой загораживал. Но тут за его спиной в воздух взвилась раскаленная нить и опустилась ему на плечи, пронзая тысячей невидимых игл. Комната закружилась перед ним, руки разжались сами собой, лицо Дервиалиса расплылось в дымке, и Аскер провалился в пустоту.

— Славно сработано, — хмыкнул Дервиалис. — Это тебе не копья, паршивец.

— Отойдите, Дервиалис, — сказала Фаэслер и, подскочив к бездыханному телу, вытянула его лергом вдоль спины. — Вот тебе, вот!

— Успокойтесь, госпожа Сарголо, — урезонил ее Дервиалис. — Он же мертв.

— А это еще неизвестно. Он чертовски вынослив, этот Аскер! — Фаэслер хлестнула его еще раз. — Он может быть только без сознания.

— Тогда давайте замуруем его в стену, — предложил Дервиалис.

— Ненадежно, — возразила Фаэслер, — еще отмуруют.

— Да кто же его отмурует? Если мы это дело без свидетелей, то никто и знать не будет.

— Нет, не годится, — покачала головой Фаэслер. — Этот культ — страшная вещь, и кто знает… Если замуровать, то там всегда может найтись лазейка для воздуха, и тогда он очухается и выберется. Лучше всего камень на шею — и в воду. Даже если он еще жив, — она пнула его носком изящной туфельки, — помрет, как миленький. Где-то здесь и выход был наружу.

— Здесь не надо, — покачал головой Дервиалис, — лучше с крепостной стены. Внизу камни, и он, прежде чем задохнуться, еще и разобьется.

Он схватил Аскера под руки и взвалил себе на плечо, как пучок соломы.

— Ишь, какой легкий, — удивился он, — слишком уж легкий, даже для такого тощего. Ну, пошли.

Они обвязали Аскера цепями вдоль и поперек, привязали к цепям пару увесистых чугунных чушек и вытащили получившийся железный кокон на крепостную стену. Наверху завывал ветер, неся через море ледяное дыхание северных гор. Фаэслер поплотнее закуталась в плащ, подошла к краю стены и заглянула вниз.

— Бр-р, как там холодно, — сказала она, закрываясь рукой от ветра. — Подходящая могила для такого аврина, как он. Мученическая смерть.

Вдруг со стороны Пилора послышался какой-то шум. Дервиалис перешел на внутреннюю сторону крепостной стены и прислушался.

— Какой-то отряд приехал, — сообщил он.

— Господин Дервиалис, — засуетилась Фаэслер, — давайте сначала скинем его вниз, а потом будем выяснять, кто там приехал.

— Да погодите вы! — отмахнулся Дервиалис. — Ничего не слышно.

Фаэслер замерла в ожидании, теребя полы своего плаща и пристально глядя на Дервиалиса.

— Это Моори! — вдруг выкрикнул он. — Его пустили в крепость, и он с минуты на минуту будет здесь! Откуда он взялся?

— Бросаем! — завопила Фаэслер. Дервиалис подскочил к ней, и они дружными усилиями столкнули со стены Аскера, закованного в цепи. Раздался долгий свист, а затем глухой далекий всплеск — и все стихло.

Секунду спустя Моори во главе отряда солдат взлетел на крепостную стену. Бешено вращая глазами и потрясая мечом, он закричал:

— Где Аскер?! Что вы с ним сделали?!

Ответом ему был выразительный взгляд Фаэслер через плечо, в морскую пучину.

— Вы опоздали, господин Моори, — сказала она. — Ваш дорогой Аскер покоится теперь на дне морском, на постели из камней, укутанный цепями.

Если бы небо обрушилось на Моори, ему было бы не так тяжело. Что-то враз оборвалось у него внутри, и тупая боль разлилась у него в груди, комком поднявшись к горлу и мглой застлав глаза. Он сразу сник, стал словно вдвое меньше ростом. Жизнь утратила для него свою прелесть, и только одна мысль билась у него в мозгу: Лио умер, и теперь больше ничто не имеет значения. Опустив глаза в землю, он обреченно повернулся и поплелся назад.

— Господин Моори, — подошел к нему один из офицеров его отряда, — может, схватить этих? — он показал на Фаэслер и Дервиалиса, маячивших на валу.

— Теперь это не имеет значения, — прошептал Моори, вытирая набежавшую слезу. — Лио умер, а все остальное не имеет смысла.

— Куда мы отправимся теперь? — спросил его тот же офицер.

— Все равно, куда, — ответил Моори.

— Может, в Фан-Суор?

— Пусть будет в Фан-Суор. Какая теперь разница?

И отряд повез Моори в Фан-Суор. Его буквально приходилось вести, потому что он натыкался на стены, ничего не видя перед собой от застилавших глаза слез.

— Я не должен был отпускать тебя одного, Лио, — только и твердил он.

В Фан-Суор известие о смерти Аскера было встречено гробовым молчанием. Солдаты считали его героем. Среди них было немало тех, что участвовали во взятии этой крепости, и они помнили, чему были обязаны своей победой, — помнили, как исчезла с небосвода луна, заслоненная просьбой простого смертного, которого солдаты с тех пор перестали считать простым смертным.

— Он сотворил чудо, — сказали воины, — а это под силу лишь святому. Только святой мог рассчитывать, что великая богиня прислушается к его просьбе. Дервиалис убил Аскера, и с этой минуты он нам не главнокомандующий. Мы подчиняемся только Каленсору.

Латриэль, который был в Фан-Суор едва лишь пару дней, попробовал было на свою беду возразить:

— Господа, сила армии — в единоначалии. Опасайтесь раскола в ваших рядах, потому что это только на руку противнику.

— Господин Латриэль, — сказали ему вежливо и зло, — тот военачальник, который совершает такое преступление, недостоин распоряжаться чужими жизнями. Вы здесь новичок, и вам, вероятно, неизвестно, каким великим аврином был господин Аскер.

Латриэль счел за лучшее промолчать. Да, здесь он был новичком, но все же знал Аскера достаточно близко, и никогда ему в голову не приходили подобные мысли. Аскер казался ему блестящим придворным, ловким на всякие извороты и чутко реагировавшим на все происходящее, в первую очередь на настроение короля. А здесь его считали великим! Пусть о мертвых или хорошее, или вообще ничего, но зачем же так? Великими были воители древности, которые вставали во главе своих армий и вели войска, пробиваясь двуручными мечами сквозь несметные полчища врагов. Великими были маги древности, седовласые старцы, которые одним своим взглядом сравнивали горы с землей и воздвигали сушу там, где плескались морские волны. Великими были короли древности, правившие железной рукой, каравшие непокорных, награждавшие достойных и объединявшие под своей властью целые государства. А этот придворный попрыгунчик? Разве истинное величие состоит в том, чтобы разрезать дамские юбки, так что они обнажают все, что надо и не надо? Да разве великие снизошли бы до этого? Позор!