Юрий Никитин - Истребивший магию

Она спросила за спиной с надеждой в голосе:

— Может быть, передумаешь? Ты и не прав, и наконец-то встретил силу, что выше твоей.

Он покачал головой.

— Она не выше. Ее просто больше.

— Какая разница! Ее не одолеть и армией. Никакой армией!

Он подумал и обронил с той важностью, что так бесит ее постоянно:

— Знание сильнее армий.

— Ох, — сказала она с отвращением, — ну скажи что-нибудь еще умное!.. Например, вода — мокрая, кроты живут под землей. Или что мухи летают, а червяки — ползают. Вот я ахну!

Он посмотрел на нее с сомнением.

— Правда этого не знала?.. Ну, мне повезло…

— В чем? — спросила она, не поняв.

— Буду тебя, дуру, учить, — ответил он серьезно и как-то торжественно. Вздохнув, уточнил: — Надо учить людей.

Она вздрогнула, прислушалась, далеко-далеко раздался протяжный вой, но приближается, как ей почудилось, слишком быстро.

— Волки-оборотни, — произнес волхв быстро. — Самое худшее, что сейчас можно придумать…

Она спросила с надеждой:

— А лук? Ты бьешь без промаха.

— Слишком много, — ответил он. — Все, отходим!

Но побежал не обратно, а взял резко влево, не приближаясь к крепости, но и не удаляясь. Чтобы он не свернул шею, оглядываясь на нее, она побежала вперед, но замедлила бег, увидев ущелье, противоположная стена поднимается выше с каждым шагом, сердце похолодело, а когда осталось десятка два шагов, она поняла твердо, что им тут предстоит и умереть: та сторона чудовищно далеко, а ущелье…

Она жалобно вскрикнула, от того места, где они оказались, скалистая земля отвесно ушла вниз и, судя по противоположной, уходит бесконечно далеко.

Олег рыкнул:

— Чего стоишь? Вон мост!

Она не сразу рассмотрела, что шагах в двадцати слева в землю вбиты толстые колья, а через пропасть переброшена тонкая ниточка подвесного мостика, мосточка, по которому только муравьям переходить, да и то цепочкой, с интервалами, чтобы не обрушить своей непомерной тяжестью.

— Ты чего? — вскричала она.

— Быстрее, — рыкнул он.

— Мы сорвемся!

— Пройдем.

— Он нас не выдержит!

— Он даже меня выдержит, — заверил Олег. — Но ты все равно беги вперед.

Она завопила:

— Нет, ты!.. Если пройдешь, то и я не сорвусь…

— Ни за что, — сказал он твердо. — Я буду падать, а ты вслед кричать оскорбления? Я тебе такой радости не доставлю.

Из леса донесся приближающийся вой, затем радостный рев, оборотни напали на след. Она чуяла, как они ликующе ускорили бег, Олег ухватил ее за руку, она даже вспикнуть не успела, как оказалась у самого мостика. Под ногами зыбкие колышущиеся дощечки, некоторые сгнили настолько, что не смогли держать даже собственный вес. На их месте дыры, далеко-далеко внизу ужасающая тьма, а вместо перил одна-единственная веревка на уровне ее пояса.

Он грубо развернул ее и с такой силой пихнул в спину, что она побежала на мост, там ухватилась за веревку и остановилась в ужасе. Дощечки кончились, внизу жуткая пропасть, теперь она различила, как оттуда идут зловещие звуки, словно гигантские насекомые трутся панцирными боками и щелкают челюстями.

— Иди, — велел он чужим голосом. Она ощутила страшное напряжение. — Иди быстро!

— Я не могу!

— Тогда мы погибнем, — произнес он.

— Мне страшно!

— Если перейдешь на ту сторону, — пообещал он, — мне сражаться будет легче.

— Ты ничего с ними не сделаешь!

— Может быть, — ответил он резко. — А может, и сделаю. Если не будешь мешать.

— Я не мешаю!.. Ладно-ладно, поняла.

Завывая от ужаса, она пошла вперед, уцепившись за веревку, что сперва подрагивала, потом начала тихонько раскачиваться, наконец заходила ходуном. Барвинок заревела, присела, ухватившись руками за дощечки под ногами, и закрыла глаза, чтобы не видеть ужасающую бездну прямо внизу.

Дикий вой раздался близко, Барвинок затрепетала, как последний листок на дереве под злым осенним ветром. В кличе оборотней столько ужасной мощи и звериной ненависти, что ее приподняло на четвереньки, так и пошла, выгибая шею кверху, чтобы не смотреть вниз, а только вперед, где дощечки, провисая под своей тяжестью, становятся все мельче, тоньше и почти исчезают вблизи той дальней стены ущелья.

Олег, судя по треску и раскачиванию, тоже ступил на мостик. Она сжалась в ужасе, вдвоем точно обрушат вот прям сейчас, заторопилась, заставила себя подняться и пошла, уже не хватаясь обеими руками за веревку, а только удерживая равновесие.

Веревочный мостик раскачивался, несмотря на ее отчаянные попытки, а сзади прогремел злой голос:

— Чего остановилась? Еще два шага!

В его злом голосе она впервые ощутила страх за нее и такую заботу, что всхлипнула и пробежала несколько шагов, но тут же в спину хлестнуло свирепое:

— Куда, дура? Считать не умеешь?.. Три шага обратно!

Всхлипывая уже от унижения, она вернулась, не понимая, почему слушается этого грубого человека. Волхв далеко от нее выхватил из ножен нож.

— Держись, — донесся его крик, — за веревку! Держись крепче и не отпускай!

Она ухватилась, еще не понимая, что он хочет делать, а лезвие его ножа тускло блеснуло. Веревка вздрогнула от косого удара и лопнула с сухим хрустящим звуком. Барвинок, не помня себя, держалась изо всех сил, ее понесло вниз, затем по дуге, как детскую игрушку.

Страшная стена приближается стремительно, ужасная и ощетинившаяся острыми гранями камней. Барвинок закрыла глаза и задержала дыхание, пусть удар сразу превратит ее в лепешку, чтобы не ощутила боли.

Ветер трепал ее волосы, в последний миг она не утерпела, глаза раскрылись как бы сами. Стена уже летит навстречу, и тут увидела широкое темное отверстие, каверну, поджала ноги.

Ее внесло с размаху, а в самом конце, когда движение замедлилось, она выпустила веревку. Та, как змея, тут же ускользнула обратно, а она покатилась по горячему крупнозернистому песку пещеры.

Он перерубил веревку. Стучало в голове. Перерубил веревку… Это значит, его точно так же понесло… но в обратную сторону! Туда, где крепость, где оборотни, хотя те наверху, а он тоже очутился внизу… если, конечно, сумел рассчитать верно и его не убьет о стену.

Она долго выбиралась по узким щелям, наконец спустилась с той стороны горы, там пологий склон, заросший таким густым кустарником, что она сразу же завязла в нем, как муха в паутине.

Усталая и голодная, она даже терзалась сомнениями, как поступить правильно, но когда уже все поняла, решила и решилась, нечто внутри возмутилось. Ведь женщины руководствуются не умом, кому этот ум нужен, разве что мужчинам. У женщин другой ориентир — сердце, и она твердо решила отправиться на ту сторону ущелья, где попытается выяснить, что сталось с этим сумасшедшим волхвом, так больно ранившим ее самолюбие, ее душу и ее сердце.