Твердая Надежда. Книга 1. Второе рождение. - Юрий Владимирович Деревянко

Марлон поглядел в лицо, сплюнул красным и ударил в ответ. Это было его ошибкой. Его тут же отобрали, но он начал кричать, держась за ушибленную руку:

– Курва! Так ты - полицейский бот! Теперь понятно, почему ты Мухе не давала! А этот слюнтяй по тебе потом обрыдался! Радуйся, падла железная, если умеешь!

Дверь за ним закрылась.

– Подставные свободны. Спасибо вам, молодые люди, – поблагодарил Носов. – Прошу понятых расписаться в протоколе опознания.

Потом подошел ближе:

– Надежда, Вы очень нам помогли. Спасибо Вам. Скорее всего - Вы ещё понадобитесь. Вы ведь пока не собираетесь уезжать из города?

– Я должна дать подписку о невыезде?

– Просто будьте на связи. Если понадобитесь - мы Вас вызовем.

А потом испугалась, увидев на лацкане форменки кровавое пятно. Не сразу поняла, что это плевок Марлона с прилипшим обломком зуба. Своих пятен такого цвета больше не будет. Физраствор желтый.

* * *

Обратно отправили без сопровождения, на неприметной разъездной машинке. Попросил автопилот включить спокойную музыку. Надежда сидит рядом молчаливая и сосредоточенная. Неподвижно смотрит вперёд. В этой одежде она кажется настоящей сотрудницей полиции. На опознании она держалась великолепно, а то, что потеряла самообладание - это легко понять. К тому же, её удар заставил самого гражданина Мареляна проговориться, невольно подтвердив её показания. Хотелось бы знать - о чём она сейчас думает. Но искусственное лицо - слишком ненадёжный источник информации о её эмоциях.

– Надя, ты довольна?

– Да. Теперь этот придурок ответит за всё. А Толика я просто больше не хочу видеть.

– Тебе никогда не казалось поведение Марлона странным?

– Ещё каким странным.

– Кажется - он не в себе. Я не успел достаточно его рассмотреть, но, судя по тому, что увидел - с его психикой не всё в порядке.

– Так он - маньяк?

– Я бы назвал его маньяком - огнепоклонником. Можно задать тебе несколько вопросов о твоём бывшем?

– Пожалуйста - не надо. Не хочу о нём вспоминать.

– Понимаю.

Остаток пути ехали молча.

* * *

Прежде, чем снять полицейскую форму - покрутилась в ней перед зеркалом. Форма уже подпорчена, полностью отчистить пятно не удалось. Поэтому её разрешили оставить. А поскольку на ней нет никаких знаков отличий - можно спокойно выходить в ней в город. Это не будет расценено, как незаконное ношение форменной одежды силовых структур. Так они объяснили. А ещё очень захотелось снова позвонить маме. Но сперва сняла форму... И ещё немного повертелась перед зеркалом. Если бы не тонкие полоски на стыках частей оболочки и по краям сервисных крышек - можно было бы выдать себя за живую. Купальник, если что, придётся носить закрытый. Но фигурка, действительно... Вспомнила фото сексодроида, которое видела где-то в рекламе. Дожилась. Похожа на искусственную куклу для секса. Пустышки, умеющие поддерживать разговор и обниматься. Даже передёрнуло. Влезла в халат и улеглась на кровать.

– Алло, мам.

– Надюшка? Ты?

– Да, я.

– Мне приехать за тобой?

– Мам, пока не надо. Меня ещё не выписывают.

– Уж больно долго. Ты что-то от меня скрываешь.

– Мам, я стала красивее. Со мной тут пациенты заигрывают. Ты не будешь сердиться?

– Смотри, дочка, в подоле не привези.

– Не переживай. Тут с этим строго. Мам. Может быть - мне в полицию пойти работать?

– Дура ты, Надька. Кто тебя туда возьмёт без образования? Как выпишут - езжай домой. Хватит летать - в поле ветер, в жопе дым.

– Мам, приеду. Обязательно. Я по тебе соскучилась. Но ты мне скажи без повышения громкости - что я буду в посёлке делать такая красивая? Коровам хвосты заворачивать?

– Я их сильно заворачиваю? Говорила тебе, непутёвая - поступай на высшее. А ты всё раздумывала - куда идти.

Подняла ногу и пошевелила пальцами. Они с упрощённым приводом, так что шевелятся только все вместе.

– Мам, я и правда была дура. Наверно - мне надо было через всё это пройти.

– Хочешь сказать - поумнела?

– Кажется - да.

– Когда кажется - крестятся.

– Когда крестятся - ещё больше кажется. Мам. У меня тут такие интересные соседки есть, что жалко выписываться. Сейчас подумала - если возьмут медсестрой, то я останусь.

– Для этого тоже образование надо. Не догадалась?

– Ладно, мам. Если что - работу найду. С моей мордашкой это теперь проще.

– Надька, ты серьёзно что ли красавицей писаной стала?

– Ой, мам, сама не налюбуюсь. Я же говорила: приеду - не узнаешь. Сама-то как?

– Чудесно. Седые волоски дёргаю, которые мне дочка обеспечивает.

– Мам, ну я же не специально. Так само вышло.

– Вечно у тебя всё само выходит. Только обычно боком.

– Мать, вот я сейчас даже спорить с тобой не буду.

– Надька, ты что - и впрямь поумнела?

– Раза в два. Только не говори, что ноль на два - тоже ноль.

– Да, уж считать тебя в школе научили. Я тут сама уже дни считаю. Хоть звони почаще.

– Ладно. Мам, а как думаешь - с полицейской формы трудно пятно отчистить?

– Кому это ты форму уделала?

– Задержанному полудурку нечаянно морду разбила, а он на меня зуб выплюнул. Теперь висит китель на вешалке с пятном - жалко.

– Надька! Ты что несёшь?! Ты где?! Ты чего молчала?! Ты как в больницу-то попала?! Надька!

– Мам, приеду - всё расскажу. Пока.

– Надька! Стой, Надька! Какой китель?! Какой задержа...

Отбой разговора.

* * *

Из окна видно, как Надежда бегает по двору. У неё нормальная женская пластика движений. Трудно даже подумать, что скрывается за этой лёгкостью и грацией. Похоже - она имеет успех у мужской части пациентов. Впрочем - в силу специализации клиники - мужчин среди пациентов намного больше. Чаще всего попадают военные, спасатели. Те, кто часто рискуют жизнью. В таких опасных профессиях женщин мало. Много попадает с запущенными болезнями. И здесь у женщин есть преимущество - они внимательнее следят за своим здоровьем. Да и несчастные случаи чаще случаются не с женщинами. Если не изменяет память, Надежда - первый в стране киборг такого уровня на основе женщины. И одна из немногих в мире. Поэтому с