Твердая Надежда. Книга 1. Второе рождение. - Юрий Владимирович Деревянко

Твердая Надежда. Книга 1. Второе рождение.

Глава 1

Сначала был неясный свет. Потом он начал разделяться на свет и тени. Потом одна из теней пошевелилась и заговорила мужским голосом. Медленно и с расстановкой, но слова доходили будто издалека и звучали неясно:

– Как ты себя чувствуешь?

– Кто вы? – свой голос показался чужим.

– Хирург.

– Я в больнице?

– Ты помнишь, что произошло?

Пошевелиться не удалось. Удалось только закрыть глаза и подумать. Жар. Языки пламени. Горящая дверь. Потом пламя перекинулось на залитый маслом пол. Последнее, что удалось вспомнить - страшная боль, когда начали плавиться штаны. Не открывая глаз, спросила:

– Я... Я обгорела?

– Да. Слишком сильно.

– Я стану уродливой?

– Этого я не допущу.

Кажется - в голосе послышалась улыбка. Снова открыла глаза и попыталась разобрать лицо доктора. Но пока это только тень. Странная тень из цветных пятен.

– А почему я не могу пошевелиться? Вы что-то мне вкололи?

– Всему своё время, девочка. Пока тебе лучше не шевелиться.

– Но... я ведь буду ходить?

– Обязательно. Ходить, и смотреть на этот мир, и улыбаться. Тебе снова придётся научиться всему.

– Всему? – свой-чужой голос выдал испуганными нотками.

– Да, всему. Иначе наши труды пропадут напрасно. А пока постарайся побольше смотреть. Я пришлю тебе специалиста - он поможет тебе поскорее восстановить зрение. Ты ведь не подведёшь нас?

Голос доктора с надеждой улыбается. Хочется улыбнуться в ответ, но губы тоже словно чужие.

– Я буду стараться.

– Вот и умница.

Тень удаляется и тут же появляется другая. Судя по голосу - женщина, которая с места строго спрашивает:

– Опиши, что ты видишь?

* * *

Трудно понять - сколько прошло времени. Специалисты приходят и уходят. Задают вопросы, заставляют выполнять задания. Поначалу задания кажутся глупыми. Но тени становятся лицами, голоса звучат всё яснее. Окна в палате нет - и ночь настаёт тогда, когда уходят все. И тогда можно отдохнуть. В это время лучше заставить себя заснуть. Потому что иначе в голову начинают лезть мысли. О своём прошлом. О наверняка пропавшем телефоне, в котором были контакты знакомых. И как их теперь восстанавливать - непонятно. Об оплате за квартиру. О школьных подружках. О начальнике, обещавшем уволить в случае прогула.

Иногда что-то происходит и наступает темнота. Беззвучная темнота, в которой не слышно собственных попыток закричать. Только иногда эту темноту разрывает боль. Короткая боль в неожиданном месте, которое до этого не чувствовало ничего, когда доктор к нему прикасался. А когда вместо темноты снова приходит доктор и начинает щупать - вместо боли ощущается осторожное прикосновение. И снова хочется улыбнуться. Губы всё ещё какие-то странные, но уже можно понять - когда они улыбаются. И собственная улыбка сразу поднимает настроение. И уже не так терзает мысль: "дура, зачем ты потащилась туда за этими идиотами?" Когда главный доктор приходит в очередной раз, наружу прорывается вопрос:

– А мама знает - где я?

Доктор присаживается рядом. Он смотрит поверх сдвинутых на кончик носа очков и отвечает неуверенно:

– Не знаю, это дело полиции. А как тебя звать?

– Надежда.

– У нас есть надежда, – улыбается доктор. – А я - Виктор. Значит - победим.

– Маме пока нельзя ко мне?

– Да.

– Ну и ладно... Виктор, а я ещё долго буду так лежать?

– Пока не сможешь сама встать, – высказывает он очевидную вещь, пожав плечами.

* * *

Пока спала - перевезли в другую палату. Шторы на окне весь день открыты и теперь, если скосить взгляд, за окном видно небо. Слух уже восстановился и, когда медсестра приоткрывает окно, слышно чириканье воробьёв и шелест листьев. Но свой голос всё ещё чужой, хотя и приятнее прежнего. Тело уже чувствует всё, но по-прежнему невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. И почему-то не получается свистеть. Зато в палате негромко играет музыкальное радио и можно подпевать. А ещё странно, что за всё время ни разу не дали поесть. Но при этом совершенно нет ни чувства голода, ни желания куда-то сбегать. Остаётся только списать это на действие каких-нибудь уколов. И однажды Виктор приходит вместе с каким-то молодым парнем.

– Привет, – говорит парень. Слышно, как он придвигает стул и садится. Виктор присаживается рядом и прикладывает руку к шее.

– Чувствуешь?

– Да.

Виктор кивает парню, сидящему где-то сбоку и предлагает:

– Попробуй повернуть голову.

От первого движения голова закружилась и всё поплыло. Показалось, что кровать переворачивается, стряхивая на пол. Пришлось закрыть глаза и замереть. Не открывая глаз, произнесла:

– Получилось.

– Умница. Теперь дело пойдёт. – улыбается Виктор, держа за руку.

Никогда не думала, что это так здорово и весело - просто лежать и осторожно вертеть головой. То вправо, то влево. А ещё теперь можно шевелить пальцами. Они немного неловкие, но слушаются. И в них можно мять тихо шуршащий мешочек. Жаль - нельзя поднять руку и посмотреть - что удаётся намять. А ещё очень хочется увидеть свою руку. Какой она стала теперь. Немного страшно от того, какой она может оказаться, но это лучше - чем совсем не знать. Хотя док ведь обещал...

* * *

Пожалуй, Надежда - самая необычная пациентка, с какой приходилось иметь дело. Поначалу прежде, чем войти к ней, приходилось долго собираться с духом. Одно дело - уникальная операция по спасению того немногого, что осталось от девушки. Удивительно, что её вообще удалось сохранить в живых. И совсем другое дело - когда она начала приходить в себя. Но человек привыкает ко всему. Её лицо уже стало казаться по-своему милым, а когда стало ясно, что труды не напрасны и она уже чувствует своё тело - пришло настоящее вдохновение. Теперь дверь к ней открывается легко, словно к старой знакомой, которую приятно видеть. Но сегодня день, который должен стать для неё особенным. Юный коллега заметно нервничает, да и самому не по себе. За дверью на обычной больничной кровати лежит она. Надежда встречает улыбкой. Как обычно - присел к ней на край и потрогал руку. Рука твёрдая. Покрытая тонкой эластичной оболочкой выглядит почти, как живая. Но пока Надежда не шевелит ей - рука холодная.