Магнолия императора - Лю Ляньцзы
Закончив отдавать приказы, я взяла Линжун за руку и повела в дом.
Я всегда была доброжелательна к дворцовым служанкам и очень редко ругалась, но эти две девицы вывели меня из себя. Даже Цзиньси удивилась. Точно не слыша их мольбы и рыдания, она подхватила их под руки и увела.
Я усадила Линжун на кресло и села напротив. Ей было стыдно, она покраснела и избегала моего взгляда.
– Какая же я никчемная! Я не обижусь, если ты надо мной посмеешься, – сказала она, чуть не плача.
– Просто ты слишком добрая, вот они и обнаглели. Слушай, ты что, забыла, что я просила сразу же говорить мне, если у тебя возникнут проблемы со служанками или евнухами? Раньше о тебе заботилась Мэйчжуан, а теперь то же самое буду делать и я.
– Сейчас и так всем тяжело: сестрица Мэйчжуан в опале, у тебя свои заботы, – прошептала Линжун. – Я просто не хотела докучать тебе такими пустяками. Я ведь не бессовестная.
– Мы же с тобой сестры. Ты можешь рассказывать мне обо всем. – Я успокаивающе похлопала Линжун по руке. Мне было тяжело видеть ее в таком состоянии, поэтому я поспешила сменить тему: – А я принесла тебе личи [172]. Помню, как ты два дня назад очень их нахваливала, говорила, что они очень сладкие. Попробуй те, что я принесла с собой, и скажи, они такие же сладкие или нет. А это, – я указала на блюдо, которое держала в руках Лючжу, – пропитанная медом дыня. Ее только-только привезли из Тубо [173]. Я очень хотела угостить тебя ею.
В глазах Линжун заблестели слезы.
– Сестрица, ты так хорошо ко мне относишься. Я правда…
Я крепко сжала ее руку и притворилась сердитой.
– А ну, прекрати так говорить!
Я велела Лючжу разрезать дыню, и мы с Линжун вместе ее попробовали.
Дом, в котором она жила, был небольшим, поэтому во второй половине дня в нем становилось очень жарко. Прошло не так много времени с моего прихода, а моя нательная рубашка уже намокла от пота.
Я очень долго не решалась заговорить о том, о чем Мэйчжуан попросила в записке.
Я блуждала взглядом по комнате и заметила незаконченную вышивку. Оказалось, что Линжун вышивала классический сюжет «Бабочка на цветке», причем вышивала очень искусно, тончайшими стежками. И бабочка, и цветы выглядели как настоящие. Линжун, заметив, как внимательно я разглядываю вышивку, покраснела и попыталась забрать ее.
– А ты стала вышивать гораздо лучше, – похвалила я застеснявшуюся подругу. – Я не вру, ты настоящая мастерица. Надеюсь, ты не откажешься вышить мне мешочек для благовоний?
– Я с радостью вышью для тебя что угодно. – Линжун наконец-то улыбнулась. – Какой рисунок ты хочешь? «Бабочку на цветке»?
Я поджала губы и задумалась.
– Нет, бабочек с цветами я не хочу. Ведь даже если бабочкам нравятся цветы, это не значит, что цветам нравятся бабочки, – пошутила я и рассмеялась.
Линжун сначала растерялась, а потом весело улыбнулась.
– Ты права. Тогда я вышью для тебя бииняо [174] и деревья с переплетенными ветками и корнями [175]. Это будет моим пожеланием вечной любви между тобой и императором. Хорошо?
Наконец-то у меня появилась возможность заговорить о том, что я на самом деле хотела обсудить.
– Линжун, вот ты желаешь мне и императору долгой любви, но неужели ты совсем не хочешь сама почувствовать любовь императора?
Линжун испуганно на меня посмотрела и дрожащим голосом сказала:
– Что ты такое говоришь, сестрица?
Прежде чем продолжить деликатный разговор, я велела всем слугам выйти из комнаты.
– Это я должна тебя спрашивать, что ты творишь. – Я замолчала и пристально посмотрела на растерявшуюся подругу. – Что с тобой случилось во время банкета в Фули?
Линжун отвела взгляд и прошептала:
– Ничего.
Я старалась всем своим видом показать, что желаю ей только добра.
– Ты думаешь, что когда я танцевала, я ничего не слышала? Ты хорошо пела, но не показала даже половины своих умений… Ты сделала это нарочно?
Линжун опустила голову еще ниже и сжалась, как побитый щенок. Мне стало ее так жаль, что я не могла продолжать расспросы. Я и так понимала, что она специально пела хуже обычного, потому что боялась, что привлечет внимание императора. Но было очень обидно, что только я знала, что она может петь гораздо лучше.
– Линжун, думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься?
Я вздохнула и оглядела ее с ног до головы. У Линжун были изящная фигура, чистая белая кожа и очень красивые глаза, точно у испуганного олененка. Когда они наполнялись слезами и блестели сквозь длинные ресницы, только у самого черствого человека не дрогнуло бы сердце. Про таких девушек говорили, что их хочется пожалеть и одарить любовью. Линжун была именно такой: не сказочной красавицей, но очень милой и трогательной.
Линжун заметила, что я ее разглядываю, и покраснела еще больше.
– Сестрица, почему ты так на меня смотришь? У меня что-то на лице? – спросила она и потерла щеку.
Я положила вышивку на стол и аккуратно разгладила.
– Ты хочешь всю жизнь провести за вышивкой? Хочешь, чтобы служанки смеялись над тобой?
Услышав столь жесткий вопрос, Линжун начала теребить носовой платок, то связывая его в узел, то развязывая. Она молчала, склонив голову. Наконец она намотала платок на палец и сказала:
– Вот такая я несчастливая.
– Ты хочешь жить вот так? – Я обвела взглядом небольшую комнату со скромным убранством, а потом прошептала себе под нос: – Не надо было мне так долго болеть в Танли.
Я поднялась, не спеша поправила золотые кисти, свисающие со шпилек, потом взяла Хуаньби под руку
