Восстать из Холодных Углей - Роберт Дж. Хейс
Хардт повернул голову, и я увидела, как он сжал челюсти.
— Я не знаю, что с ним. Он... вне любого лечения, о котором я знаю. Прости меня, Эска.
— Помоги мне встать. — Я начала было пытаться двигаться, но Хардт продолжал держать руки у меня на плечах.
— Тебе не следует двигаться.
— Отмечено. Помоги мне встать. — Потребовалось немало усилий и еще больше боли, прежде чем я встала на ноги. Я говорю на ноги, но, думаю, Хардт поддерживал меня больше, чем я сама. Он, прихрамывая, подвел меня к Джозефу и опустил на землю рядом с моим другом.
Тамура присел на корточки с другой стороны от Джозефа и встретился со мной взглядом.
— Ты не можешь сделать серое белым.
Я кивнула. Жизнь постоянно меняется. Наш опыт, наши действия, взаимодействия, люди вокруг нас и среда, в которой мы живем. Все это меняет нас так, что этого уже не исправить. Я уже не была той девочкой, которая когда-то шалила в этих залах, заглядывая туда, куда не следовало, и втягивала других в свои неприятности. Я уже не была той девушкой, которая сидела на краю самой высокой башни Форта Вернан, болтая ногами над смертельной пустотой и ожидая битвы с бездушным пренебрежением к жизням, которые она собиралась забрать. Я больше не была той молодой женщиной, которая была приговорена к пожизненному копанию в Яме, готовой манипулировать кем угодно для достижения своих собственных целей. И я не была той женщиной, которая влюбилась в летающем городе и отдала ребенка, потому что не чувствовала себя готовой стать матерью. Когда-то я была всеми ними, но в настоящее время они были лишь частью того, что сделало меня мной. Я не могла изменить прошлое, которое сделало меня мной, и я не могла изменить прошлое, которое сделало Джозефа тем, кем он был сейчас.
Я протянула руку и замерла, прежде чем дотронуться до Джозефа. Тамура поймал мой взгляд и ободряюще кивнул. Я схватила Джозефа за руку, почувствовав ледяной холод его кожи, и сжала ее. Там было что-то такое. Я не могу этого объяснить. Осознание, которое выходило за рамки осязания, зрения или звука. Джозеф открыл глаза и вышел из своей позы эмбриона, крепко сжимая мою руку. Он потянулся и встал на колени, в его тело вернулось тепло, хотя на ощупь оно было твердым и приобрело металлический блеск. Когда, наконец, он встретился со мной взглядом, я почувствовала, как мое сердце учащенно забилось, и мне пришлось подавить рыдание. Люди говорят, что в моих глазах они видят надвигающуюся бурю за горизонтом, но в глазах Джозефа я увидела все места, где он когда-либо бывал, и все времена, которые пережил. И все же в тот момент и на то время он был в здравом уме.
Не было слов, которые могли бы преодолеть пропасть, выросшую между мной и Джозефом. Никакие извинения не смогли бы загладить ту боль, которую мы причинили друг другу после падения Оррана. Но иногда, когда слов недостаточно, их лучше не говорить. Внезапно мы оказались в объятиях друг друга, и вся боль, предательство и время, проведенное в разлуке, показались нам мелочами.
Глава 39
Жизнь — это боль. По крайней мере, так говорят люди. Они скажут вам, что жизнь — это боль, страдание, нищета и душевные муки. Все это правда. В жизни есть все это. Но есть также радость, счастье, любовь и надежда. И еще кое-что. Неважно, через что ты прошел, неважно, через что ты проходишь, неважно, что случится. Жизнь стоит того, чтобы жить, потому что правда в том, что у тебя есть только один шанс. Нет жизни после смерти, нет перерождения, нет славной вечности в царстве богов. Жизнь есть жизнь, а за ней — смерть. У тебя есть только один шанс, краткий миг в общей картине мира. Так что ты можешь просто его прожить. Пусть твой краткий миг что-то значит не для кого-то другого, а для тебя самого.
Мы оставались в лаборатории несколько дней, пока Джозеф и я не оправились настолько, чтобы отправиться в путь. Маленький стюард-тарен, казалось, был рад показать нам окрестности, как только узнал, что Железный легион мертв и больше не вернется. Мы освободили последних заключенных в камерах, более сотни землян, которые теснились в темноте клеток. Их накормили из лабораторных запасов, и я вывела их из Пикарра, оберегая от ловушек и гулей. Некоторые из них поблагодарили меня, но никто из них долго не смотрел мне в глаза. Однако я слышала шепотки, они говорили о надвигающейся буре в глубине моих глаз и о моей отсутствующей руке, и я не раз слышала, как меня называли Королевой-труп. Казалось, моя репутация распространилась даже в самых темных, отдаленных уголках Иши.
Мы обнаружили детей, запертых не в камерах, а в комнате, рассчитанной на двоих. Они были Хранителями Источников, и стюард утверждал, что каждый из них настроен на четыре разных источника. Мальчик и девочка, каждый из которых был не старше меня, когда меня забрали вербовщики из Оррана. Железный легион изменил их, повторил эксперимент, который проделал на мне и Джозефе, и между ними установились узы вынужденного заточения. Очевидно, когда Лоран подумал, что я мертва, он попытался создать еще избранных. Возможно, ему это даже удалось, но сказать наверняка было невозможно. Потребовалось немало уговоров, чтобы узнать их имена, Трис и Ви, и еще больше, чтобы они поверили мне настолько, что согласились пойти с нами. Ни один из них не был обучен магии и не знал о судьбе своих родителей. Но стюард знал. Я не хотела, чтобы они вернулись в свои старые дома и обнаружили, что их родители ушли и им никто не рад; поэтому я их взяла с собой.
Джозефу становилось то лучше, то хуже. С тех пор, как он впитал в себя столько магии, у него были и хорошие, и плохие дни. Иногда он приходит в себя и может вспомнить все с такими подробностями, что, кажется, будто он переживает это заново в данный момент. В другие дни он не может вспомнить ни своего имени, ни того, как он оказался там, где находится. Иногда он не может даже позаботиться о себе. Это самые тяжелые дни для него, даже больше, чем для меня. Однако пострадал не только его рассудок; магия
