Джезебел Морган - За третьей гранью

Успокоившаяся травница уселась на лавку, прислонившись затылком к стене и вытянув скрещенные в лодыжках ноги. За закрытыми окнами крапал дождь, никак не желающий прекращаться, ветер едва слышно шептался с мокрыми кронами деревьев. В комнате было тепло и сумрачно, наспех растопленная печь делилась крохами пока что скудного тепла. Руки согревала кружка с остывающим отваром, он же приятно грел меня изнутри. Во рту остался терпкий горько-вяжущий привкус, как после кинзы.

Если бы вместо печки был камин, подумалось мне, то обстановка комнатки идеально подошла для рассказывания страшных баек. Я зевнула и только на пару минут прикрыла глаза…

… а проснулась уже ближе к вечеру. На лавке рядом со мной аккуратной стопочкой лежала одежда – днём дождь ненадолго прекратился и знахарка сбегала к портному за своим заказом для меня. Я быстро переоделась, глубоко в душе благодаря всех известных мне богов, что Любава попросила для меня мужской одежды, в которой ходила и сама. Я на мгновение замерла, зашнуровывая ворот белой рубашки, представив себя в длинном голубеньком сарафане волхиды, и тихонько хихикнула. А представив высокую травницу в том же сарафане, на несколько сантиметров выше лодыжек, я зажала себе рот, чтобы не расхохотаться. И именно в этот момент в комнату вошла Любава с квашней в руках. Увидев меня, согнувшуюся пополам и прижавшую ладони ко рту, она бросилась ко мне, не глядя пристроив квашню на первой горизонтальной поверхности.

– Ты в порядке? – взволнованно хмурясь допытывалась она, схватив меня за плечи и заставив выпрямится. – Тебе плохо?

– Нет, – всё ещё подхихикивая ответила я и подняла на травницу сияющие смехом глаза. – Мне хорошо. Правда-правда!

– Не шути так больше, – совершенно невозмутимо попросила девушка, возвращаясь к пристроенной на краю стола квашне, укутанной тонким покрывалом.

Я затянула на тали широкий пояс с привязанным к нему кошелем, наверняка выпрошенным Любавой ради тех нескольких монеток, которые я прихватила в качестве сувенира. Подбрасывая на ладони нож с выпущенными лезвиями, я подошла к травнице.

– А что это будет? Блинчики?

– Нет. Хлеб.

Я удивлённо покосилась на вздутое тесто, но промолчала, машинально выщёлкивая лезвия ножа. Любава краем глаза взглянула на меня и тут же резко выпрямилась, уставившись на мой ножичек.

– Он волшебный? – удивительно спокойно спросила она, борясь с любопытством и опасением.

– Он? – я с удивлением покосилась на свой нож. – Конечно же, нет. Вот, смотри, тут скрытая пружина. Если здесь нажать – выскакивают лезвия. А вот если надавить здесь, их можно спрятать обратно.

Любава быстро разобралась с простеньким механизмом и, позабыв о квашне с тестом, вертела в руках нож, то выщёлкивая, то пряча лезвия. На строгом лице знахарки были написаны такие искренние удивление и радость, что мне захотелось продлить этот маленький кусочек сказки для Любавы. Хотя, для видавшей виды травницы, сказкой это вряд ли было.

– Нравится? – тихо спросила я, внимательно и серьёзно глядя на знахарку. Она подняла лицо, старательно стирая с него тени чувств.

– Да, хороший нож. У него очень тонкое лезвие, им хорошо срезать некоторые травы, требующие наибольшей аккуратности, – говорила Любава бесстрастно, но я всё равно уловила в её голосе нотки восторга и тихой зависти.

– Тогда возьми его себе! – радушно предложила я, но тут же смутилась: – Мне всё равно нечем тебя отблагодарить за твою помощь. Любава забавно сморщила носик.

– За помощь не принято благодарить. Её нужно принимать с признательностью.

– Запомню, – чуть склонив голову пообещала я.

В щель между закрытыми ставнями плеснуло мертвенно-белым светом. Я тут же подскочила к окну и приникла к небольшой щёлочке, но кроме неясной серой мути ничего видно не было. Я печально вздохнула: в нашем городе редко бывают грозы. А если и соберутся раз в десять лет, всегда найдётся какой-нибудь маг, которому молнии мешают гонять несчастных героев в очередном компьютерном мочилове.

Приглушённый раскат грома сменился очередным ярким сполохом за стеной тёмного и недвижимого бора. Над острозубыми очертаниями крон деревьев всколыхнулось тускловатое жёлто-красное марево, тут же исчезнувшие под непрекращающимся дождём.

За спиной раздалось шебуршание и попискивание. Я вздрогнула, представив, как по комнате бегают серенькие нагленькие мышки. Хотя нет, вру, вряд ли бы они бегали: их или Любава потравила бы, либо Разбойник съел – этот вечноголодный кот жрал всё, что от него не успевали спрятать.

– Что это было? – поинтересовалась я у травницы, уже успевшей разложить тесто по формочкам и ставящей их в печь, пышущую уютным жаром.

– Дух, – непонятно ответила она.

– Домовой?

– Нет, – хихикнула девушка, – домовые только у нормальных людей водятся.

– А у ненормальных?

– А у необычных, – с ударением на последнее слово произнесла травница, задвигая заслонку печи. – Кикиморы. Они большей силой обладают и женщинам с большим удовольствия помогают, если хозяйка им по нутру приходится.

– А если не не приходится, то начинают всячески вредить: посуду бить, пряжу путать…

– Травы мешать, – подхватила Любава, снова корча забавную мордашку. Видно, она уже сталкивалась с проказами кикиморы.

Сквозь ставни снова сверкнула молния, на этот раз её свет был ярче. Я снова приникла глазом к щелочке, не в силах побороть любопытство.

– Как бы град мои травки не побил, – обеспокоенно произнесла Любава, заглядывая в печь. На кухню скользнула волхида, в больших кукольных глазах плескался затаенный страх перед разбушевавшейся стихией. Сев на скамейку рядом со мной и чинно сложив на коленях ладошки, девушка уставилась в одну точку перед собой, словно боясь отвести взгляд.

– А ведь волхв сегодня в Роще, – тихими и чужим голосом произнесла она. Травница едва заметно передёрнула плечами – она и сама волновалась о старце, но старалась не показывать этого. Я старательно делала вид, что ничего не слышала и вообще слишком поглощена созерцанием кусочка неба в ожидании очередной молнии: косвенной виновницей присутствия волхва в Роще была я, ведь он обещал разузнать у своего бога когда и как я смогу вернуться.

Деревенский уют, сперва так меня очаровавший, успел куда-то испариться, и теперь мы все сидели как на иголках, чуть ли не подпрыгивая при очередном близком раскате грома. Я попыталась что-то объяснить, что молнии, мол, лупят только по воде и одиноко стоящим деревьям, но никак не по лесам и рощам, но знахарка, скрывая нервозность, едко спросила, верю ли я сама себе. Я тут же усомнилась в своих знаниях, но решила своего смятения не показывать.