Сны разума - Дари Псов
– Ты не принадлежишь этому месту, – прогремел голос, низкий, раскатистый, но не человеческий. Он звучал не в ушах, а прямо в черепе, внедряясь в сознание без разрешения. – Вернись в забвение.
Возвращение так рано не входит в мои планы.
– Я гость, приглашённый самим хозяином, – я тоже сделал шаг вперёд. Немного менее могучий.
Огни замерцали, как от сквозняка.
– Ты чужак.
– Ты страж, – я прищурился. – Ты охраняешь его волю или только его страх?
Треск, похожий на звук, когда рвётся толстая нить. Огни потухли, тела замерли, и, наконец, огромные железные врата начали медленно распахиваться, сыпля на землю чёрную ржавчину. Опыт противостояния с вышибалами пригождается в разумах гораздо чаще, чем можно было подумать.
Врата за моей спиной захлопнулись без звука, словно сама тишина решила стать мне тюремщиком. Коридор тянулся долго, сужаясь, как глотка змеи, вползающей глубже в череп. Стены были выложены необычным камнем, гладким, но местами покрытым царапинами и высеченными знаками. В темноте коридора, там, где тени сгущались в вязкую субстанцию, раздались сухие, отточенные металлические звуки.
Они вышли из-за колонн без спешки. Высокие фигуры в чёрных латах, в которых не отражался свет. Они двигались точно, их шаги были не воинскими, а словно у бездушных заводных игрушек. Их лица скрывались за забралами, гладкими, как зеркальные линзы.
Ближайший из них направил на меня своё копьё, расширяющееся к руке для её защиты. Многие монстры разума и слабые псионики не могли использовать оружие, которое должно было отделяться от их тел, и я насильно закончил школу сражения с бойцами ближнего боя на твёрдую B+.
Я выхватил револьверы и выпустил пули на свободу. Они врезались в доспех, но рыцарь даже не дрогнул. Я поднял прицел выше. Забрало разлетелось. Под ним не было лица, только гладкая пустота, как будто он уже был готов подписывать законы в конгрессе. Рыцарь не упал. Он просто перекосил голову, как если бы анализировал произошедшее. Я выругался и шагнул назад, вспоминая с ностальгией почти пустой мир вдовы.
Пустоголовый замедлился, и его обошёл второй рыцарь. Дойдя до определённого расстояния, он выставил вперёд копьё и рывком бросился на меня. Я cмог уклониться, бросившись на пол, и стена, принявшая удар, предназначенный мне, разлетелась осколками и пылью. Я, всё ещё лежа, направил револьверы на врага и разнёс его зеркальное забрало. Это замедлило и его.
Третий рыцарь вышел на меня из-за колонны и, точно повторяя движения второго, полетел на меня. Когда я прыжком отскочил из-под удара, рыцарь сразу же вытащил копьё из стены и ударил в то место, куда я отскочил. Меня спасло, что я отскочил чуть дальше, чем в первый раз, и копьё разбило пол между моих ног.
– Эй! Это совсем не по-рыцарски! – отчитал его я, вскакивая на ноги.
Первый лишенный забрала достиг меня и попытался насадить меня на свою огромную зубочистку. Но его движения стали менее точными, словно он утратил часть алгоритма. Я увернулся и, не став ждать, когда они приспособятся, рванул вперёд, уходя глубже в коридоры, в глубины замка, одновременно стреляя по рыцарям. Разбить защиту. Разоблачить пустоту. Они знали, как убивать. Но они не знали, что делать, если их убивают. Глупо оставлять врагов за спиной, но я не собирался возвращаться тем же путём. Мне нужен ответ. Или ещё больше вопросов.
Замок заметил меня. До этого момента он был просто местом, декорацией к войне, кипящей внизу. Но теперь, когда я углубился дальше, он начал меняться. Стены дребезжали, сдвигались, как если бы сам камень переваривал чужака в своих кишках. Коридоры становились уже, потолки опускались, выдавливая меня вперёд, словно в этом разуме была почасовая оплата пространства.
Шаг.
Каменные плиты содрогнулись.
Шаг.
Стены перистальтической судорогой дёрнулись.
Шаг.
И затем раздался голос.
– Ты заблудишься, – глухой, низкий, он разносился отовсюду, будто сам замок говорил со мной. Невероятное самосознание. – Здесь исследуют. Не стреляют.
Я сжал зубы и пошёл дальше. Грейвз ошибался. Здесь и то, и другое. Я вышел в огромный зал, и первым, что он увидел, была нежить. Ряды мертвецов: скелеты, зомби, все в изодранных мантиях и латах, словно когда-то это были воины, плуты, лекари, но теперь они лишь перерождённое мясо и кости. Словно сошедшие со страниц комиксов и бульварного чтива про полуголого качка в меховых трусах.
Лаборатория тонула в склянках с уродцами, перегонных кубах с мутными жидкостями, книгах, испещрённых символами, инструментах, которые больше походили на орудия пыток, чем на научные приборы. Это было место, где наука и магия переплелись в уродливом танце.
Я не ждал, а вытащил револьверы и нажал курки. Пули крошили кости, выбивали коленные чашечки, сносили головы, но нежить продолжала ползти, карабкаться, хвататься за нежизнь.
– Науке не хватает терпения, детектив, – пробормотали стены. – Но я работаю над этим.
Скелеты осыпались под моим огнём, но их кости сгущались в воздухе, собирались обратно, как если бы сам мир отказывался признавать их смерть.
Ну ладно, док, давайте применим голову.
Выстрел – алхимическая склянка разлетается, заливая ближайших мертвецов кислотой. Рывок – я сдвигаю тяжёлый шкаф с книгами, заваливая толпу костлявых прислужников. Пинок – один из зомби падает прямо в кипящий котёл, и его плоть раздувается, как перезревший фрукт, прежде чем взорваться.
Воздух заполнился гарью, ядом, гнилью. Но я прорвался. И только тогда почувствовал шаги. Земля содрогнулась, как грудная клетка, в которую вонзили скальпель. Они вышли из тени лаборатории, и я сразу понял – привычные методы тут не сработают.
Они были высокими, громоздкими, неуклюжими лишь на первый взгляд, но пугающе эффективными в движении. Их тела склепаны из металла и мёртвой плоти, каждый шов запаян магическим знаком. Неестественная смесь материи. Их головы – стеклянные сосуды, наполненные мутными вязкими жидкостями, в которых пульсировали мозги. Живые, ещё пытающиеся что-то понять, даже сейчас, когда их носители шагали ко мне с убийственным безразличием механизма.
Захар и Данил запели арию огня и железа. Жидкое, тягучее серебро – ртуть – вытекало из их ран, но они не падали. Их кровь была живой, как змеиная кожа, и ядовитой, как ложь врача, обещающего, что "это не больно". Я выстрелил в голову, стекло пошло глубокими паутинками трещин, но не разбилось. Его владелец на секунду замер и провёл пальцами по своему разбитому черепу, силясь вспомнить, что значит боль.
Первый голем двинулся на меня, его огромная рука занеслась для удара. Я отпрыгнул в сторону, и его
