Творец - Ольга Рубан
Когда домик был достроен, Женя снова заговорил о детях. Соня отмахивалась и отшучивалась, Женя устраивал сцены.
А потом произошел последний скандал.
— Зачем такой дом, если в нем нет детей?! Можно было бы остаться жить в однушке! Там хоть нет этого пустого эха! — орал Женя, обводя руками стены их большой, стерильно чистой гостиной и топая ногами по мраморной плитке, чтобы продемонстрировать эхо, — Зачем это все, если у тебя даже собаки нет?!
— У меня есть ты, — ответила Соня, как могла проникновенно, но тут же прикусила язык. Она вовсе не это хотела сказать, но слово — не воробей…
Женя застыл в нелепой позе с разведенными в стороны руками, а потом его гнев как-то сразу угас, он развернулся и ушёл наверх. Соня понимала, что надо пойти за ним, объяснить, успокоить, помириться, но не двигалась с места. Она впервые прямо дала ему понять, что в её жизни нет места ни детям, ни другой живности. Если она пойдет за ним, он может принять это за слабинку и продолжит давить. Пусть, наконец, переварит и смирится. Потом, может, она разрешит ему завести какую-нибудь зверюгу. Из тех, что поменьше живут. Хомяка или золотую рыбку… Клетку или аквариум можно будет поместить в гаражной кладовке. Она туда всё равно никогда не заходит…
Но ни о животных, ни о детях Женя больше не заикался, и в доме воцарились долгожданные мир и согласие. То есть, это Соне так казалось. Женя отдалился, скользя тихим призраком по периферии. Приходил, уходил, возился в гараже со своим ржавым мотоциклом, устраивал одинокие поздние ужины, глядя по телеку бокс и меланхолично жуя так любимые им многослойные бутерброды с майонезом, луком и ливерной колбасой. Иногда не приходил вовсе, оставляя в мессенджере скупую записку «Я в ночь. Сверхурочные» или «С мужиками на рыбалку, буду через 3 дня».
Соня не была дурой и прекрасно знала, чем пахнут все эти сверхурочные и рыбалки, но это у «других». Ей и в голову не могло прийти, что подобное может случиться с её Женей — единственным в мире существом, с которым она готова была делить кров, стол и постель…
А потом он и вовсе перестал скрываться.
* * *
Домой Соня вернулась в глубокой задумчивости. Тихонько поднялась наверх и убедилась, что постель аккуратно заправлена, а Адик в мастерской — колдует над собственным шедевром. Удивительно, как легко она пустила чужого в свою мастерскую, куда даже Женя не смел совать нос. Теперь же в её жизни появился человек, с которым она смогла перешагнуть и этот последний барьер…
Не желая его тревожить, она спустилась в чистенькую (никаких вчерашних крошек на столешнице) кухню и принялась готовить поздний завтрак. Первый фейерверк обуявшего её злорадства и чувства собственного справедливого отмщения угас, и она могла более трезво оценить рассказ Жени.
То, что один из мелких подсвинков пропал — это феерично, конечно, но вполне предсказуемо, с такой-то матерью, но вся остальная нелепая составляющая с участием в похищении самого Жени… полный абсурд, и он, наверное, был прав насчет когнитивных способностей воспитательницы. Или?..
Она кинула взгляд на потолок, словно ожидая уловить за толстыми перекрытиями шаги Адика, но в доме стояла благословенная тишина. Что она ему рассказывала о бывшем муже? Не мог ли он взять на себя отмщение за предательство любимой? Не его ли это проделки?
Она задумчиво взбивала венчиком яйца, понимая, что за этот безумный, фантастический месяц, пока Адик жил в её доме, она не то, что ни разу не заговорила о Жене, но даже и не вспомнила о нём, полностью погрузившись в негу наконец-то обретённого счастья. Нет, Адик ничего не знал о том, в каком аду она прожила последний год, и кто был тому виной. Никто не знал, кроме Иды Бронштейн, обладающей особой, старческой проницательностью.
«Просто совпадение», — решила она и, сунув пару кусочков хлеба в тостер, пошла звать любимого к завтраку, — «Но за новостями лучше последить»
* * *
Вдали от навалившегося на семью горя бодро топала по лужам Маргаритка. Дни, когда маму с папой заменяли какие-то заплаканные тёти, ушли в прошлое и уже подзабылись. Мама вернулась, а тёти снова пропали. Они были добрые. У тёти Люси были длинные волосы, и она разрешала заплетать ей косы. Рита обожала плести косы и всегда плакала, когда мама её подстригала под мальчика.
Разве что без Мишки скучно. Но Мишка уплыл в кругосветное путешествие, и, когда Маргаритка подрастёт, она тоже поедет в путешествие и догонит Мишку. И будут у неё длинные косы. И никакая мама с ножницами её не поймает.
Вон мама. Сидит на лавочке и читает книжку. А принцеса в пышном платье на обложке — вверх ногами.
Маргаритка разбежалась в своих пёстрых резиновых сапожках и прыгнула в лужу, подняв целый фонтан брызг. Сразу натекло холодное в сапоги. Девочка испуганно съёжилась, ожидая от матери нагоняй, но та не отрывалась от книжки. Может, снова уснула? Она теперь всё время спит.
Осмелев от неожиданной свободы, она нацелилась на соседнюю лужу, по виду глубокую и полную палой листвы. Но вдруг позабыла про неё, заулыбалась и побежала, радостно крича!
Теплые, сильные руки подхватили её, подбросили в воздух и снова поймали. Рита захохотала. Один сапожок свалился с ноги, но она этого даже не заметила.
— Мороженое хочешь?
Девочка с готовностью кивнула, устраиваясь поудобнее на сгибе папиного локтя.
* * *
Из мутного забытья Нину вырвал какой-то неожиданный звук, и она не сразу сообразила, что это крик «Апа!», обычно сопровождающий возвращение Жени домой.
Но больше нет Жени.
На днях приходил Борис Тимофеевич — следователь — снова задавал одни и те же вопросы. А о Мише и Васе — ни слуху, ни духу. Воспитательница уже была не уверена, что ребёнка забрал Женя. Она, оказывается, и не видела его толком, так как находилась в группе, а Мишу отдавала нянечка на прогулке. Говорит, в окошко приглядывала за процессом, потому что нянечка недавно работает и ещё плохо знает мам-пап. Но очень похож был. Да и Мишенька к нему спокойно пошёл. Она только отметила, что тот в парадном костюме был,
