Зверь, именуемый Кот - Нани Кроноцкая
Вот этого не получилось.
Сигнал прилетевшего сообщения предательски выдал мое присутствие рядом с кухней, по дороге на улицу. Надо было его отключить, как я не сообразила?
Муля была просто чудо, как хороша: свежая, очень уютная, в трикотажном сарафане и фартучке она сосредоточенно переворачивала на сковородке очередной тонкий блин и только помахала мне длинной лопаткой приветственно.
Обуви Антона в прихожей уже не было, как и машины на стоянке у дома. Уехал мой суровый друг, можно расслабиться, от Муленки я уж как-нибудь отобьюсь.
Утренний сад был прекрасен. Маленький, он буквально ютился у подножий огромных сосен, словно собачки у ног могущественного хозяина. Приземистые яблоньки блестели росой на темной листве, уже цветущий обильно ранний шиповник, благоухающий терпко. Пение утренних птиц, клочья ночного тумана, словно запутанные в траве.
Можно я тут останусь? Попрошу политического убежища на всю жизнь, буду триммером стричь газоны и жарить Антошку яичницу с беконом по утрам.
Плохая фантазия. Не к чему лезть в личную жизнь молодой семьи. Особенно — мне.
Кстати, что там у нас за сообщение?
Я, конечно, дала себе слово вчера не читать их, но вдруг там что-то важное?
“Мама жива. Прости, но я ни о чем не жалею.”
Черт! А ведь я и забыла!
Почувствовав острый приступ отвращения к собственной персоне мрачно потопала обратно в дом. Теперь — умываться и брать себя в руки. Не понравилось мне его сообщение. Совсем, совершенно. Мерзкая злобная мышка все еще больно скребла, напоминая о том, что вчера мне надумалось. Но чем дальше — тем меньше я верила ей.
В целой куче всего невозможного, что навалилось меня с момента памятной встречи в Автово все равно была четкая логика. От меня ускользающая постоянно. И был человек. Ни волшебник, ни морф, не сотрудник какой-то там страшной разведки. Просто мужчина. По которому я невозможно скучала.
Две недели? А не сделал ли он это нарочно, чтобы убрать меня из эпицентра событий? Но почему? Мы же договаривались не врать?
Собственно, он и не лгал мне. Не мыслью ни словом. Просто просил подождать его и поговорить.
Очень-очень дурное предчувствие не отпускало и на кухню я просто влетела, едва не снеся подруг с ног у порога.
47. Любишь и веришь
— Ты рехнулась? — она прошипела, потирая ушибленное плечо.
— Хотя… зря я спрашиваю.
— Муля, глянь, на мне сейчас нет никакого воздействия? Ну этого вашего… как его. Волшебки там всякой.
— Сама ты волшебка. Чуть меня не прибила. Нет там ничего, я унюхала бы. Да и откуда?
Знала бы я все ответы на эти вопросы, может и не металась теперь по чужой даче как полоумная.
— Меня точно не околдовали? — я осторожно переставила Мулю на новое место, забрав у нее лопатку и рванула к плите. Там сиротливо подгорал последний блинчик. — Ну или что по реальнее там. Гипноз, телепатия.
Ну как мне ей рассказать? Даже себе самой признаваться в собственной истерии и глупости было непросто. Там, во дворе дома “Норы” мне все казалось понятным и правильным. Будто открылись глаза, вдруг увидев всю неприглядную картину произошедших событий. Простое решение трудной задачи. А теперь, подведя черту под столбиком строгих вычислений я нашла кучу ошибок и грубых погрешностей. Мне стало мучительно-стыдно.
Пока я выкидывала обугленный блинчик, мыла сковороду, убирала капельки пролитого на плиту блинного теста. Муля молчала, задумчиво разглядывая мою спину. Потом громко фыркнула, осторожно усаживаясь за стол.
— Ты за тестом так и не пришла. Антон тебе голову оторвет, он настроен решительно.
Я вздохнула. Разговаривать на эту тему совсем не хотелось.
— Муль, ну зачем? Все равно, что инвалиду в коляске искать следы от босых ног на песке. Безнадежно.
Подруга в ответ выразительно промолчала. Я ей не рассказывала всех подробностей этой истории. Не хотела расстраивать, да и не за чем. Только тот факт, что детей у меня не предвидится. Знает ведь, ну и к чему этот весь разговор?
Подняла стопку ровных, томившихся в стопке и истекающих сливочным маслом блинов, сложенную аккуратно на расписной фарфоровой тарелке под куполом прозрачной крышки. Махом перевернула, золотистой и ровной стороной кверху и выставила на стол. Две чайные чашки с блюдцами, практически раритеты. Чайные ложечки мельхиоровые, две тарелки для закусок, вилки и ножи. Баночка сметаны, варенница. Тарелка с нарезкой колбаски и ветчины, кубики мягкого сыра. Для полноты картины сюда бы еще икорки лососёвой, рассыпчатой, но это мы перетопчемся, чай не Масленица.
Ну вот, можно завтрак и начинать.
— У нас с Абрашкой тоже не может быть общих детей… — уже жуя первый свой блин со сметаной Муля пробормотала.
Хорошо еще, я не успела начать свой завтрак. Так и замерла с нанизанным на мельхиоровую вилку кусочком блина, аппетитно украшенным тонким ломтиком ветчины.
Выразительно посмотрела на Мулин животик, кругленький, выразительно выпирающий из-под стола. Мне на миг показалось, что он меня понял и наследница рода Абрамовых даже руками в ответ развела. Обалдели родители.
— Ну да. Вот Антошка тоже так на меня пялился. По женской части меня все в порядке. А он… — подруга снова вздохнула, дожевывая свой блинчик и с сожалением посмотрела на дно пустой чашки.
Точно! Я забыла налить туда чай! Быстренько подхватилась, заглянула в заварочный чайник, поняв, что та подозрительная субстанция, что там поселилась, меня не устраивает. Подскочила, поставила ярко блестящего медным блеском носатого монстра на газ, чайничек ополоснула, бросила в него горсть душистого чая. И все это под сопение Мули. Похоже, подруга требовала внимания.
Я снова села напротив, подперев щеку ладонью. Как это не странно звучит, но чужие секреты я не люблю. А на меня за последние дни их свалилась гора, целый горный хребет, Гималаи. Секретом больше, секретом меньше. Чего уж там.
— Что замолчала? Выкладывай, раз уж начала. Или тебе нужно принести страшную клятву? Как там у вас это делается… Страшный ритуал непременно с кровавыми жертвами?
— У нас, дорогуша, унас… — Муля поморщилась, губы скривив. Ты можешь сколько угодно отрицать свою сущность, но это также смешно, как отрицание пола. Детская болезнь, легко лечится не оперативно: пара
