Николай Романецкий - Дельфин в стеарине

Без четверти восемь я поднялся, привел себя в порядок, достал из ящика стола диктофон и отправился в спортивный бар с выразительным названием "Хет-трик".

"Фольксвагена" в поле зрения не наблюдалось, но это ни о чем не говорило.

Мне было известно, что бар располагается на Садовой, неподалеку от Юсуповского дворца, и я решил добираться туда на метро – подкатить к "Сенной", а оттуда дотопать к "Хет-трику" на своих двоих. Времени, конечно, не сэкономишь – в такой час пробки перед мостами уже рассасываются, – зато получишь возможность не только поговорить со старыми и новыми знакомцами, но и выпить. А за выпивкой, как известно любому русскому мужику, и разговор получается краше.

Сказано – сделано! Соглядатаев поблизости в течение всей дороги я так и не заметил, но это меня сейчас мало волновало.

Двери "Хет-трика" оказались закрыты, за стеклом висела табличка "Извините, сегодня мест нет!" и не какая-нибудь голографическая триконка, а именно старомодный пластмассовый прямоугольник белого цвета с черными мрачными неподвижными буквами. От него за версту несло прошлым веком, и он вполне мог оказаться старше владельца бара.

Я посмотрел на часы. Было без пяти девять. Точность – вежливость королей и частных детективов!.. Я позвонил по мобильнику, и через минуту за стеклом появилась знакомая физиономия, а вышибала впустил меня внутрь под завистливые взгляды нескольких страждущих.

Разумеется, годы, минувшие с тех пор как я играл в команде Валвиктыча, оставили на его лице заметные следы. Волосы стали короче, морщины глубже, а нос – краснее. Однако это был он, Валерий Викторович Сайпанов, кричавший когда-то мне: "Ай молодца!", если я вытаскивал блином шайбу, летевшую в правую девятку, или заставлявший кувыркаться, если на тренировке я пропускал бабочку. А кувыркаться со щитками на ногах, весящими едва ли не больше тебя (ведь тебе всего шесть лет!), – то еще удовольствие, и пока прокувыркаешься до синей линии, семь потов сойдет и голова кружиться начинает… А как он отвечал, когда родители, провожая нас на выездной матч, желали ему удачи… "Спасибо, – говорил он, – удача нам ох как понадобится!"

– Ну здравствуй, Ладонщиков! – сказал Валет, пожимая мне руку. – Идем. У меня там столик.

И мы прошли внутрь.

Обстановка там оказалась типовой для питерского спортивного бара: фотографии "зенитовцев"-чемпионов страны на стенах, мячи, футболки, клюшки с автографами немногочисленных чемпионов мира, выросших на берегах Невы. В общем, все чин чинарем, как положено. И сплошные голографические панели над экспонатами. На панелях шла реклама кроссовок "Адидас", правда только изображение, без звука.

Табличка на дверях не врала: ни одного свободного места и в самом деле не было – кроме предназначенного для меня. Рекламу, разумеется, никто не смотрел – все пили пиво и трепались. Со всех сторон слышалось:

– Я вот помню, как Керж "Локо" в Черкизове плюху положил. Аршава ему подал с левого фланга, а он как нырнет вперед, да как примет шарик на черепушку. Прямо перед перекладину, Босс даже лапы поднять не успел… Какой же это год был? Не то две тыщи третий, не то две тыщи четвертый…

– Да, я тоже "Туборг" предпочитаю зеленый…

– А помнишь чемпионат две тысячи шестого? Наши первый матч играли тогда…

– Не-е, она брассом плавает, но на мужиков прыгает, как будто по баттерфляю специалистка…

– А Паша Буре, по слухам, с Курниковой крутил…

– Просадить наши просадили, конечно, но Китай-то тогда бронзу взял…

За столами сидели и пожилые, помнившие еще "зенитовцев" начала века, и зеленая молодежь, вряд ли способная ответить, почему московских спартаковцев называют "мясом".

За столиком Валвиктыча сидели два незнакомых мне мужика близкого к пенсионному возраста. Одного я знал – он тренировал в СКА детскую команду годом младше нас, я даже вспомнил его фамилию – Лабудов. Его сын по прозвищу, естественно, Лабуда играл в той команде и подавал большие надежды. Однако позже я ничего о нем не слышал. А вторым оказался дядька, работавший в "Зените", тот самый, который был мне обещан. Сайпанов представил меня по-серьезному – как одного из своих лучших учеников, из которых, к сожалению, ничего путного в спортивном смысле не вышло. Я на него не обиделся: Валет был прав – он вбухал в таких как я массу нервов, трудов и времени, а мы в самый ответственный момент, когда надо было проявить себя и перейти на более высокий уровень, когда засветило во взрослые профессионалы попасть, смалодушничали, махнули хвостом и сменяли шило на мыло. А то раньше мы, понимаешь, не знали, что хоккей – травмоопасный вид спорта…

– А я тебя помню, – сказал Лабуда-старший. – Стойка у тебя правильная была, паучья. И реакция для ребенка – будь здоров. С фартом, правда, помнится, проблемы имелись, но это от человека не зависит… И где ты теперь?

Я объяснил. Учеба, гибель родителей, служба по контракту на войне с горцами, теперь вот журналистские перышки затачиваю, вроде получается, хотя специального образования и нет…

Он слушал и кивал, но я понимал, что, завязав со спортом, никакого интереса я для него не представляю. Один из сотен неудачников, начавших жизнь с большой ошибки… Зададим мальчику вопросы, как дань вежливости, и сделаем вид, что серьезно заинтересованы…

Люди, связавшие жизнь со спортом, – это такая же особая каста, как журналисты, менты и хакеры. Они крайне неохотно пускают к себе посторонних.

– А ваш сын в какой команде играет? – в свою очередь поинтересовался я. – Его, по-моему, Олегом звали, верно?

– Олег, точно! – Лабуда-старший посмотрел на меня с симпатией. – Олег сейчас в Штатах, у него трехлетний контракт с "Чикаго". Две недели назад "Кубок Стэнли" в Питер привозил, в Ледовом дворце целую церемонию устраивали.

О как!.. А я сию примечательную спортивную новость благополучно проворонил, слежка за неверными женами была в этот момент для меня важнее.

И вообще, надо сказать, все идет свои путем, как и положено. Главные занятия отодвигают на заднюю парту второстепенные. Чем дальше течет жизнь, тем больше уходит из моей жизни хоккей. Становится чем-то вроде этой грандиозной стройки на Марсе, которая мне совершенно до лампочки и которая всплывает в памяти только в те моменты, когда я вспоминаю воспитательницу Яну, без преувеличения спасшую меня в прошлом году. С тех пор мы с нею и не виделись. Но так, думаю, и должно быть. Это честно и по отношению к Кате, и по отношению к самой Яне.

Реклама на панелях сменилась высоченными черными мужиками, кидающими оранжевые мячи в корзины. Тут же появился звук. Пошла программа новостей заокеанской национальной баскетбольной ассоциации.